Выступление Черчилля в палате общин
ЛОНДОН, 11 ноября. (ТАСС). Как передает агентство Рейтер, Черчилль выступил сегодня с речью в палате общин. Он сказал, что должен дать палате общин обзор битвы в Египте, которая является «первоклассной победой Англии», а также обзор второй половины операции, а именно— высадки американских и английских войск в Северной Африке.
«В боях в Египте,—сказал Черчилль,— противник понес тяжелые потери. Каждый третий его пароход с грузами отправлен на дно моря английскими подводными лодками и самолетами, и ресурсы германского и итальянского судоходств сильнейшим образом напряжены. Противнику пришлось использовать большую часть своей авиации исключительно для снабжения своей армии продовольствием, боеприпасами и горючим. Силы его авиации в борьбе против России были значительно подорваны за последние три месяца, и активность ею подводных лодок в Средиземном море в значительной степени снижена.
Такое огромное напряжение сил и столь высокая стоимость африканской кампании выкачали значительную часть германских и итальянских ресурсов, и это было одним из наиболее эффективных методов, посредством которого нам до сих пор удавалось отвлечь на себя от России часть силы врага и его ярости».
Коснувшись координации усилий союзников и географических трудностей. Черчилль сказал, что президент Рузвельт не счел возможным покинуть Соединенные Штаты, а Сталин—Россию. Поэтому, сказал он, мне пришлось совершить путешествие в обе эти страны, в обоих случаях в сопровождении крупнейших военных специалистов, и, насколько возможно, поработать над тем. чтобы привести наши планы в состояние гармонии. В настоящий момент мы привели их в состояние некоторой гармонии. Что касается России, то ее курс и положение были определены. Советам пришлось отражать страшный натиск Германии. Они были полностью поглощены своим собственным сопротивлением и защищаясь, они оказали неоценимую услугу общему делу. Они оказали эту услугу, уничтожив или навсегда выведя из строя гораздо больше миллионов людей, чем Германия потеряла за всю последнюю войну. И я признаю силу всего того, что сказал Сталин в своей последней речи относительно огромного бремени, которое было возложено на Россию. Мое сердце обливалось кровью за Россию. Я чувствовал то, что должны были чувствовать все—сильнейшее стремление страдать вместе с ней и разгрузить ее от части ее бремени. Все, что сказал Сталин относительно этого непропорционально тяжелого бремени, совершенно верно. Однако, несомненно, что Россия, по крайней мере втрое более мощный и жизнеспособный организм, чем она была во время прошлой войны. Это просто невероятно—вообразить себе, чтобы Россия могла противостоять всей германской армии в прошлой войне, но теперь она выносит на себе всю тяжесть ее удара. Что касается тех германских сил, которые используются во всех захваченных немцами странах, то они более, чем покрываются ордой дивизий, предоставленных Финляндией, Румынией, Венгрией и другими нацифицированными или фашизированными странами. Русские сегодня несут на себе тяжесть борьбы, я думаю, что абсолютно естественно с их стороны и вполне в их праве делать те весьма энергичные и решительные заявления, которые они сделали. Нам нужно было помочь, но помочь эффективным и надлежащим образом. Быть может, для нас могло бы показаться облегчением, если бы мы произвели преждевременную атаку через Ла-Манш, если бы мы совершили дюжину Дьеппов в один день и получили бы пару Дюнкерков через неделю или две. Но катастрофа подобного рода не помогла бы России. Атака, которая будет в подходящее время произведена через Ла-Манш или Северное море, требует огромных приготовлений, большого числа судов, специально пписпособгенных для высадки, и значительной армии, прошедшей специальную тренировку, дивизия за дивизией, для комбини-
рованной войны. Все это делается, но все это отнимает время. Если в какой-либо момент противник оказался бы деморализованным, то не потребовалось бы таких тщательных приготовлений и можно было бы пуститься на крупный риск, но в настоящее время дело обстоит, конечно, не так, и Германия располагает во Франции армией столь же большой, как и та, которой мы располагаем в Великобритании, не считая отрядов местной обороны. Эта армия не так хорошо снаряжена, как английские и американские войска, но она насчитывает многих обстрелянных солдат, ветеранов-офицеров и солдат, которые приняли участие в разгроме десятка стран. Она вооружена самым современным оружием, она опирается на колоссальные укрепления, сооруженные вдоль побережья Ла-Манша и Северного моря. Имеются, ломтю этого, исключительные и специфические трудности, связанные с любым десантом с моря при наличии сопротивления. С нашей стороны было бы весьма безрассудным пытаться произвести такой эксперимент прежде, чем наша подготовка была бы закончена. Она значительно продвинулась. Огромные сооружения созданы и создаются во всех наших портах, где это требуется. Но она недостаточна, и для нас было бы физически невозможно произвести эффективное вторжение на континент в течение лета или осени 1942 г.. Никакой нажим со стороны общественного мнения или с какой-либо другой стороны не мог бы заставить меня как лицо, несущее главную ответственность, согласиться на операцию, которая, как убедили меня наши военные советники, привела бы к большому несчастью.
Меня спрашивали: почему вы создавали ложные надежды у русских? Почему вы санкционировали с Соединенными Штатами и Россией коммюнике о втором фронте в Европе и притом в 1942 г.? Я должен заявить совершенно открыто, что я считаю целиком оправданным обман врага, даже если одновременно собственный народ временно введен в заблуждение.
Но есть одна вещь, которую никогда не следует делать,—это обманывать своего союзника. Никогда не следует давать обещаний, которые вы не выполните. Я надеюсь, мы покажем, что мы всегда осуществляли этот принцип, выполняя все обязательства, которые Англия приняла по отношению к России, будь то в письменном виде или в переговорах с авторитетными представителями. В июне я передал России письменный документ, который четко и ясно заявлял, что, хотя мы расположены произвести высадку в 1942 г., мы не можем обещать этого сделать. Однако вне зависимости от того, намеревались ли мы совершить нападение на континент в августе или в сентябре, для России было в высшей степени важно, чтобы враг полагал, что мы готовы к этому и решили это сделать. Только этим путем мы могли привлечь наибольшее число немцев и заставить их остаться в Кале и на берегах Франции и Голландии.
Мы привлекли и заставили стоять на западе по меньшей мере 33 германских дивизии. Одна треть истребительной авиаций Германии находится на западе и не используется: большая часть контингента бомбардировщиков не используется для того, чтобы атаковать нас. Почему? Почему что ее держат в резерве на случай этой высадки, если она будет произведена на побережье. Против нас вовлечено в бой, включая Ближний Восток и Мальту, более половины всей истребительной авиации Германии. Кроме того, 10 германских дивизий находятся в Норвегии. Большая часть германского флота привязана в течение нескольких месяцев к северным фиордам. Немцы держат на крайнем севере около 350 лучших самолетов, чтобы препятствовать нашим караванам, предназначаемым для России. Там находится второй фронт, поддержание которого стоит нам дорого. Каждая из 10 экспедиций — караванов в Россию являлась важной морской операцией ввиду того, что главные силы вражеского флота находились совсем близко. Последний караван занял 77 военных кораблей, не считая судов, необходимых для снабжения.
«Усилия,—продолжал Черчилль, —приложенные Великобританией в области промышленной, морской и военной в 1942 г., должны являться источником гордости и признательности не только для всех англичан, но также и для наших союзников на западе и востоке».
«Во время моего первого визита в Вашингтон президент Рузвельт считал, что Французская Северная Африка должна быть выделена специально для высадки американских войск. Мы целиком согласились с этим мнением. Однако неоспоримый долг как Англии, так и Соединенных Штатов заключался в том, чтобы использовать всяческую возможность для того, чтобы оказать более непосредственную помощь России путем высадки десанта во Франции с целью ее освобождения. Оба проекта были изучены, и была проведена подготовка для осуществления этих обеих возможностей либо одновременно, либо одной из них. Лично я всегда считал, что западный фронт должен составлять одно целое.
Мы держим весьма крупные силы врага скованными на французском побережье, и с каждой неделей наши приготовления для удара будут усиливаться и развиваться. Одновременно мы произвели нынешнее широкое и охватывающее движение в Средиземном море, основная цель которого—вернуть себе господство в этом имеющем жизненно важное значение море, а также с целью подвергнуть наиболее уязвимое место оси, в частности Италию, сильным атакам. С самого начала войны это казалось правильной стратегией. Создание средиземно-морского фронта так же, как и атлантического, или фронта на Ла-Манше, безусловно дало бы нам большую свободу маневра. Наша морская мощь и постепенное развитие наших комбинированных сухопутно-морских сил позволяют предпринять обе операции в весьма широком масштабе. Было решено сковать противника на французском побережье и атаковать его южный фронт—Северную Африку. Английский и американский генеральные штабы вполне единодушно приняли это решение, и их точка зрения была принята президентом США и английским военным кабинетом.
В качестве важной составной части северо-африканской экспедиции было необходимо создать для английской 8-й армии условия, при которых она могла бы взять в свои руки инициативу и возобновить наступление в Египте. Поскольку я далеко не был удовлетворен той обстановкой, которая, по имевшимся сведениям, существовала в 8-й армии, и не был уверен в том, «что она испытывает доверие к верховному командованию, то я отправился в Египет, взяв с собой начальника имперского генерального штаба сэра Алана Брука.
Имелась еще большая необходимость в подобной поездке хотя, как я уже сказал, мы сообщили советскому правительству, что мы не можем обещать совершить атаку через Ла-Манш в 1942 г., но что мы сделаем все, что в наших силах, для того, чтобы преодолеть трудности, стоящие на пути к такой операции. И, поскольку мы теперь приняли решение не производить подобной попытки осенью 1942 г., а произвести охватывающую атаку в Северной Африке, стало необходимым сообщить обо всем этом Сталину. Я счел, что лучше будет, если я займусь этим вопросом лично, с глазу на глаз, чем ограничиться обычными дипломатическими каналами. Я заверяю палату общин в том, что я твердо верю в мудрость и искренность этого выдающегося человека, и хотя известия, которые я привез, не были радушно встречены, и, по мнению русских, не были такими, какими они должны были быть. Тем не менее остается фактом, что мы расстались хорошими друзьями, и, выражаясь словами Сталина, между нами существует полное взаимопонимание.
Русские мужественно перенесли свои разочарования. Они противостояли врагу, и теперь они успешно вступили в зимний период, хотя мы не смогли им оказать помощь, которую они настойчиво требовали и которую мы с удовольствием оказали бы, если бы это было физически осуществимо.
Премьер-министр сообщил о потерях сторон в битве за Египет: «По подсчетам генерала Александера, которые мною получены вчера -вечером, 59.000 немцев и итальянцев убиты, ранены или взяты в плен, из них 34.000 немцев и 25.000 итальянцев. Многие другие итальянцы, возможно, блуждают по пустыне. Враг потерял 500 танков, 1.000 пушек разных типов. Наши потери, хотя и являются суровыми и тяжелыми, однако не являются чрезмерно высокими, учитывая сложность задачи. Они составляют: 13.600 офицеров, унтер-офицеров и солдат».
Черчилль продолжал: «Скорость продвижения наших войск, преследующих врага, превосходит все, что наблюдалось до настоящего времени на полях сражения Египта. Египет уже очищен от противника: мы продвигаемся к Киренаике. Мы можем рассчитывать, что наши генералы и наша авиация выполнят теперь удивительные дела, когда основная часть сил противника разбита. Сражение в Египте должно быть рассматриваемо как историческая победа, и чтобы ознаменовать эту победу, был отдан приказ в воскресенье утром 15 ноября отметить ее контрольным звоном по всей стране».
Черчилль продолжал: «Что происходит теперь? Мы, конечно, предвидим, какую реакцию вызовет в различных заинтересованных странах вступление американских и английских войск в Северную Африку. Прежде всего, это касается Италии, которая теперь начнет более полно и лучше понимать, что означает война и насколько неразумно вступать в войну, когда только кажется, что противник уже повержен на землю.
Сегодня я получил сведения о том, что Гитлер решил оккупировать всю Францию, нарушая, таким образом, условия перемирия, которые правительство Виши соблюдало с такой достойной сожаления и извращенной пунктуальностью, что даже пожертвовало своими судами, и французские моряки, открывшие огонь по американским судам, шедшим на помощь, погибли во имя своих тиранов-немцев. Безусловно, наступил момент для всех французов, достойных этого имени, объединиться и стать действительно едиными духом. Их ждет много испытаний, и трудности и несчастья, которые придется пережить отдельным лицам, безусловно, огромны. Настал момент, когда все французы должны отказаться от распрей и соперничества и думать, как это делает генерал де Голль, только об освобождении своей родины. Я должен, однако, прямо заявить палате общин, что у меня в настоящее время нет достаточной информации о том, что происходит во Франции, и мне нечего добавить к сообщениям, которые публикуются каждый час». «Палата может быть уверена в том,—заявил в заключение Черчилль,— что в ближайшие несколько дней произойдет много событий, и я высказал бы лишь предположение, если бы попытался дать законченный прогноз относительно того, как развернутся события в Северной Африке, во Франции или в Италии—я могу только сказать, что вскоре у нас будут гораздо большие возможности для бомбардировки Италии. Я сделал вам наиболее полный отчет, какой только можно было сделать в разгар событий, которые уже оказались благоприятными для нашего дела. Мы можем радоваться лить при том условии, если не ослабим своих усилий. Проблемы победы более приятны, чем проблемы поражения. но они не менее трудны. В своих стремлениях захватить инициативу мы столкнемся со многими сложными обстоятельствами, многими неизбежными опасностями, встретимся с полной мерой ошибок и разочарований. Нам нужно будет использовать подъем, вызываемый победой, для увеличения наших усилий, для совершенствования нашей системы и дальнейшего улучшения наших методов. Именно в таком духе, при непоколебимой поддержке палаты общин, мы двинемся вперед на выполнение нашей задачи».