Города и люди

Березники — молодой социалистический город. Это видно с первого взгляда, брошенного с вершин холма, господствующего над городом. Страна, пославшая каких-то четырнадцать лет назад на Урал десятки тысяч строителей, приказала заложить и воздвигнуть не только химические заводы. Были построены отличные дома, пробурены артезианские скважины, проложены дороги, асфальтированные мостовые, на оставленном куске тайги разбит парк и возле него огромный Дом культуры Березниковцы с любовью вспоминают молодого архитектора Таню Изместьеву. Она запроектировала жилые кварталы с таким расчетом, чтобы в каждой квартире было солнце: либо утром, либо в полдень, либо вечером. Поэтому вначале поражает планировка кварталов. Кажется, дома стоят в беспорядке. Но ни один дом не загораживает другой, каждый дом «свободно дышит», расчетливо использовал каждый луч северного солнца. Таня Изместьева думала о своих соотечественниках, она понимала значение свое как строителя социалистического города.

Индустрия шагала по нашей стране могучими, решительными шагами. Мы были ограничены в сроках, сейчас это каждому понятно. Но все же индустрия не давила людей железной пятой, но была непонятно-страшным Молохом, так талантливо изображенным писателем Куприным. Мы создавали промышленность не для того, чтобы задавить и иссушить человека, все делалось для блага людей, для того, чтобы обеспечить радость жизни, чтобы в случае необходимости потребовать от промышленности все для защиты от любого врага.

Все обращено у нас (и в этом отличие политического режима нашего государства) к нему, нашему человеку, гражданину нашей обновленной родины. Он творец и одновременно потребитель всех благ. Никогда нельзя забывать о человеке.

В Березниках работает старейший советский театр для юношества. Ленинградский ТЮЗ решением правительства был вывезен на самолетах из осажденного Ленинграда и направлен в Березники. Это была забота о театре и забота о рабочем зрителе-химике. Театр перестроился, включил в репертуар «взрослые» пьесы и завоевал любовь рабочих. Мы были на двух спектаклях—«Василиса Прекрасная» и «Русские люди». Актеры посинели от холода. Зрители в валенках, шубах, шапках, рукавицах. Театр не отапливается.

В чем дело? Может быть, нет дров, угля? Ведь все может быть, даже бок о-бок с девственными лесами и угольными копями. Мы беседуем с «идейным хозяином» этого здания, парторгом азотнотукового завода Ивановым.

Это молодой, самодовольный человек, с безопеляционным, поучительным суждением обо всем.

— Да, — говорит он,—Дворец культуры, где работает театр, принадлежит нашему заводу. Не топим? Да почему? Потому что в театре почти не бывает наших рабочих. Любопытно бы провести анкетное обследование зрителей. Вот тогда бы выяснилось, кто должен топить здание.

Пришлось недоуменно пожать плечами. Театр, вывезенный из осажденного города! Дворец культуры! И парторг, расцениваюший культуру людей своего завода по своим личным склонностям. Хорошо. Если не хочет понимать и заботиться о людях парторг завода— хозяин, почему не призвать его к порядку? Если, паче чаяния, он прав, почему не координировать заботу о насущных нуждах театра?

Мы проехали по баракам и общежитиям азотно-тукового завода. В общем нельзя ни ругать, ни особенно хвалить эти общежития. Заводоуправление отпускает сюда мыло, матрацы, постельное белье, имеются баки для кипячения воды, кухни. Конечно, не все гладко, многое можно улучшить, к этому, кажется, дело идет.

- Здесь еще ничего, культурно, — говорит рабочий в бараке № 10,—а, вот., посмотрите на Адамовой горе…

Мы не попали, к сожалению, на Адамову гору. Там, говорят, плохо. Мы попали в бараки одной из крупных новостроек. Здесь собрались люди со всего Союза. Беседуя с ними, в большинстве с женщинами, понимаешь, как вздыбило нашу страну. Из Украины, Белоруссии, Крыма, Кубани, Карачая. Сталинградского края — откуда только нет здесь людей. Многие потеряли родных и близких в вихре отступления, на дорогах войны. Почти у всех—родные на фронте. Мы не видели следов подавленности, уныния.

Вот на топчане лежит девушка. У нее густые, черные косы, матовый цвет лица, красивые глаза, милая улыбка. Она десятиклассница из Подмосковья. Сейчас она роет траншеи для прокладки кабеля. Когда мы разговаривали, на ее тумбочку взобралась мышь, покрутила хвостом и лениво побежала по кровати. Девушка веселыми глазами проводила ее. улыбнулась:

— Знакомая. Меня не боится. А как я раньше боялась мышей…

В общежитиях много всякой нечисти—блох, клопов, тараканов. Меры, которые хотят принимать, пока в далекой и туманной перспективе. Но неужели нельзя избавить тысячи наших хороших рабочих девушек от этой нечисти? Можно. Оказывается, имеется способ протравливания газом. Его предлагали, но руки еще не дошли. Ударить по этим вялым рукам администратора! Надо уважать людей, с самопожертвованием воинов выкладывающих фундамент победы. Тут не нужно проводить анкетное обследование, о котором мечтает парторг Иванов. Тут не нужно различать, чей клоп или прусак и кому его душить. Адрес, кому принадлежат бараки, ясен. Досадно, что такое происходит на хорошей стройке, о которой когда-то сложат песни, напишут книги. Мне хочется рассказать еще об одном общежитии, расположенном рядом с шоссейной магистралью. Оно принадлежит азотнотуковому заводу. В нем живет больше сотни узбеков.

На нарах, сбитых в два этажа, сидели люди в ватных куртках или теплых халатах, поджав под себя ноги. Был день отдыха—почти все находились в общежитии. Одни либо просто молчали и покачивались, положив кисти рук на колени, другие, сблизившись в кучки, о чем-то тихо между собой говорили, третьи обедали (недавно прибыли друзья, привезшие рис и бараний жир). За стенами стояла морозная, солнечная погода, в помещении жарко натоплено, но люди не снимали теплой одежды. Они были напуганы зимой. Эти степные жители, всадники, привыкли к более мягкому климату, к другой жизни. Их мобилизовали на войну, но потом послали в промышленность. Прибыв в Березники, они сразу же попали в «огненные» цехи. Рассказывают, что первое время, когда открывались печи и с грохотом летели вагонетки, узбеки гурьбой бросались на землю, закрывали головы руками и так пережидали огонь и грохот. Было ошибочным посылать этих степняков в такие цехи. Их нужно было приучать к заводу, начиная с транспортных работ и постепенно доводить до «страшных» пехот. Сейчас так и делают.

— Теперь привыкают? — спросили мы.

— Они скорее привыкают, чем к ним привыкают. — ответили нам.

Тут есть горькая правда. Об этом нужно подумать все тому же товарищу Иванову. К тому же, узбеки совершенно лишены культурного обслуживания. Ведь они не говорят по-русски. Газеты же только русские, радио на русском, лозунги на русском. Они не знают, что делается в стране, в их родных местах. Они

не получают газет на родном языке — а у каждого слуха много разных ушей. Поэтому они и сидят, не зная, чем заняться.

Среди узбеков есть один человек, прилично говорящий по русски. Он преподаватель. Его можно использовать как переводчика сводок Информбюро, для написания лозунгов. Но к ним редко заходят. А этим должен заняться товарищ Иванов, который, кстати, упрекает местную прессу за то, что она только все расхваливает, а не видит теневых сторон его работы.

Таких теневых сторон сколько угодно. Нужно ближе подойти к бойцу трудового фронта, к нашему замечательному рабочему. Он очень ценит внимание. Он понимает все трудности, которые мы переживаем, но он не прощает барского отношения к себе.

Почему зачастую можно встретить общежитие с двухэтажными нарами? Потому что в него можно вместить больше. Но почему не построить дополнительные общежития и не устроить коечный ночлег? Если привлечь рабочих к постройке, они сверхурочно срубят для себя удобные жилища, а леса на Урале много. Однажды мы беседовали с одним из крупных руководящих партийных работников области. Он сказал: «Когда Петру Первому нужен был флот, он сам взял топор в руки и стал в ряды строителей флота. Этого не понимают некоторые наши руководители. Они боятся взять в руки топор»…

Зачастую получается так: из отлично меблированной и теплой квартиры иной руководитель не видит жилищных тягот порученных его попечению людей. Так не видел тягот марша своих солдат главнокомандующий Куропаткин, продвигавшийся к полю Ляоянского сражения в салон-вагоне и расценивавший силы солдат по своему самочувствию, что привело к поражению в этой битве.

В тех же Березниках мы столкнулись с отрадным явлением. Здесь, в основном, хорошо работают ОРС’ы. Руководители, взявшиеся за это дело, смогли за один сезон обработать 1769 гектаров земли на участках, в большинстве забракованных агрономами, как истощенные. На помощь пришли инициатива, поворотливость, риск. В открытых грунтах были выращены огурцы, помидоры, капуста и даже первые 700 килограммов арбузов, созревших до черной косточки. Сейчас здесь мечтают о фруктовых деревьях, о яблоках. Мы ознакомились с молодой женщиной, работишкой горкома партии, любовно работающей над проблемой самообеспечения Березников овощами. Эта женщина пришла в горком с химического завода. Она честно относится к порученному ей партией труду, она помнит о человеке.

Приходится заострять вопрос об отношении к человеку, потому что это самое главное. Советский человек глубоко ценит и сторицей оплачивает заботу о себе. Собственно говоря, это всякому ясно, но откуда появляется бездушие и барство?

Если человек обращается к руководителю с просьбой, какой бы то ни было, много значит культура этого руководителя, его простая человечность. Можно не дать, но человек уйдет удовлетворенным, а можно дать, но оскорбить смертельно.

Нам тяжело. Напряжены нервы людей, мускулы, чувства обострены. Легко обидеть человека — трудно успокоить. Ближе к нуждам людей, не нужны нам руководители-баре. Человек, получивший право какой-то административной власти, должен знать, что на это его прежде всего уполномочил народ. Мы не снимаем наших лозунгов борьбы за счастье, за радость, за социализм. Мы требуем не забывать этого даже за дымными пожарищами и жестокостью войны.

Хотелось бы. чтобы обо всех руководителях Березников так же тепло отзывались, как об архитекторе Тане Изместьевой, решившей уделить всем даже от сурового северного солнца…

А. ПЕРВЕНЦЕВ