КИСЛОВОДСКАЯ ТРАГЕДИЯ

(От специального корреспондента «Красной звезды»)

Советские войска заняли город Кисловодск внезапным ударом и быстро очистили его от немцев. Поэтому город поврежден сравнительно мало. Взорвано несколько общественных зданий, сгорели два-три санатория, в том числе большой санаторий Наркомзема. Остальные санатории немцы тоже предполагали сжечь или взорвать, но их мины были во-время обезврежены и начинавшиеся пожары потушены.

Когда немцы в прошлом году заняли Кисловодск, они обратились с воззванием к населению, обещая соорудить здесь «невиданные санатории на немецкий лад» и сделать из Кисловодска «процветающий курорт новой Европы». За пять месяцев своего пребывания они разворовали простыни, одеяла, посуду, даже занавески и плевательницы в санаториях. Мебель и медицинские инструменты они вагонами отправляли в Германию. Они похоронили своих убитых офицеров на пригорке, рядом с каптажем Нарзана, нимало не заботясь, что трупы заразят источник. Солдатское кладбище они расположили неподалеку от кисловодского «Храма воздуха». Эти два кладбища — все, что соорудили немцы в Кисловодске.

В Кисловодске проживало много высококвалифицированной, главным образом, врачебной интеллигенции. Кроме того сюда приехало в свое время немало профессоров, доцентов, научных сотрудников из эвакуированных областей. Работникам науки вместе с женами и детьми немцы предложили явиться на регистрацию в бюро труда. День выдался ненастный, и несколько сот человек, среди которых были глубокие старцы, столпились на дворе. Впускали по одному, уходить со двора не разрешалось. Люди сидели на земле, прикурнув к стене, накрывшись от дождя одеялами. Наконец, получили назначение на работу: на строительство дорог, аэродромов, пилку дров. Профессора, доктора и кандидаты наук работали лопатами, ночуя в поле. Профессор математики возил воду, профессор кристаллографии работал дворником при немецком госпитале.

За работу не только ничего не платили, но даже не давали хлеба. Пришлось снести на базар последние башмаки, последнее белье. Но вот кончились вещи, начался голод. Стали умирать дети. Но люди науки не сдавались. Никто из них, за исключением двух-трех подлецов, не переметнулся к врагу, хотя каждого не раз вызывали в гестапо, предлагая освободить от работы, снабдить хлебом, маслом, крупой в случае, если он выступит с речью по радио в защиту немецкой оккупации. Более того: многие семьи научных работников и жители города прятали у себя на квартирах раненых красноармейцев, оставшихся в тылу у врага, делясь с ними последними крохами, прятали советских детишек, которых немцы расстреливали.

Голод усиливался. Началась зима. В комнатах стало нестерпимо холодно. Шубы, пальто, теплое белье — все было продано, а немецкие агенты шныряли вокруг, предлагая пищу, дрова, одежду за сотрудничество с немцами. Но люди науки не сдавались. Это была жестокая схватка человеческого духа с голодом, холодом перед лицом неминуемой смерти близких. Некоторые кончали самоубийством всей семьей, но не совершали предательства.

Доктор-терапевт Николай Васильевич Константинов и его жена перерезали себе вены и одновременно приняли морфий, но смерть не наступила. Немцы взяли их в госпиталь. Константиновы были обеспечены наилучшим уходом, у их кроватей дежурили доктор, сестры. В газетках появились фотографии: «Вот как немцы ухаживают за больным русским врачом». Константиновы не могли ничего понять: ведь до этого муж работал пильщиком, а жена чистила солдатские нужники, и у них от голода умер ребенок. Они поняли, в чем дело, когда к ним явился представитель гестапо и в вежливой форме указал на необходимость отблагодарить немцев за выздоровление, выступив в печати и по радио в их защиту. Константиновы вежливо уклонились от этого предложения. Тогда их прямо с больничной койки отвезли за город и расстреляли. Одного врача, покушавшегося на самоубийство, немцы тоже сначала вылечили, а потом уже без всякого предложения, не спеша умертвили, выломав ему предварительно руки и выколов глаза.

Перед отходом из города немцы произвели аресты по черному списку. Они врывались в квартиры и забирали арестуемых, тащили их босых по городу в разорванной одежде. Жители рассказывают об одной девушке-комсомолке, которая шла под конвоем полицейских, полуголая, со связанными руками, избитая, и на всем протяжении своего страшного пути громко пела советские песни. Запомним ее имя — Катя Веняева.

Некоторых убивали при аресте, сопровождая убийства жестокими мучениями. Так, дочь доктора Кауфмана была заживо скальпирована.

Помимо арестов нескольким тысячам человек было предложено повестками явиться в специальное помещение под предлогом высылки. Явиться было приказано с женами и детьми, разрешалось взять 30 килограммов вещей. Повестку на явку получили научные работники, многие местные жители, жены командиров Красной Армии, коммунисты, жены коммунистов, евреи. Вещи у них были тут же отобраны и разделены между солдатами и полицейскими. В сумерки их посадили на железнодорожные платформы, говоря, что высылают далеко от Кисловодска в степи. Однако везли недолго. Через какие-нибудь полчаса приказали слезать с платформ. Началась расправа. Людей убивали сотнями. Ручьи крови в подлинном, а не в переносном смысле слова окрасили землю в какой-то буро-рыжий цвет. Детей убивали вместе с родителями. Изрешеченные пулями трупы детей так и найдены в об’ятиях изрешеченных пулями трупов взрослых.

Так создавали немцы из Кисловодска «курорт новой Европы». Сейчас санатории пусты. Через разбитые окна видны ограбленные комнаты, ободранная мебель. Огромный великолепный курорт как бы оцепенел. Безлюдные улицы. Безлюдные аллеи. Безлюдный парк со своими тропами, статуями, павильонами.

Пройдет время, и снова заживет Кисловодск прежней жизнью. Снова откроются его санатории, с’едутся сюда советские люди со всех концов нашей великой страны. Новые лечебные учреждения возникнут на смену сгоревшим, затянутся раны, нанесенные городу, изгладятся воспоминания о разрушениях.

Но пусть не изгладится память о мучениках фашизма. Пусть каждая капля крови невинно убитых людей станет пулей, и пусть эта пуля вонзится без промаха в черное сердце врага.

Пуля, пробившая сердце немца, — лучший памятник замученным и казненным.

Е.ГАБРИЛОВИЧ.

«Кр. звезда»