ЧУВСТВО ФРОНТА

На рассвете, часов около четырех, Данила Семеновича позвали к телефону. Говорил директор завода.

— Товарищ Халанай, с этой ночи вам придется изменить маршрут. Немедленно завершайте текущие дела по смене и принимайте на себя руководство цехом. Сделайте так, чтобы части известной вам машины выпускались отныне по-фронтовому.

Вот какую ответственность приходилось, оказывается, брать на свои плечи. «Еще одна военная неожиданность, — подумал Халанай. — одна из тех, которые начались с тревожного воскресенья июня 1941 года». Не трудно было на самом себе видеть результат этих военных неожиданностей. Стало больше твердости в характере, обострилось чувство инженерного долга, закалилась воля.

Самое главное, что было сейчас для нового начальника цеха, — это люди, станки и время.

Из них как бы складывалась его генеральная линия. Но вокруг было так много хлопот и неприятностей. Люди должны бы чувствовать себя участниками больших гонок, бежать вперед, а многие еще оглядывайся на старые нормы, работают без военного размаха. Когда Данил Семенович поинтересовался, почему задержалось выполнение фронтовых заказов, ему сказали, что цех обидели мощностями. Но он увидел, что станки не получают полной нагрузки, крутятся иногда совсем впустую.

И время, много золотого времени пропадает без пользы для фронта. Ну, как здесь было не волноваться, не действовать смело и решительно.

Начальник цеха занялся, как показалось кое-кому, немного странным делом. Он стал выявлять личные деловые качества всех без исключения станочников. Это открыло ему глаза. Он почувствовал в своих руках один из нужных ему ключей. Исходя из этого, можно было строить расчеты. Он знал теперь, на что способны Трусов, Алексеенко, Ляховский.

Сначала Ляховский был для Халаная некоторой загадкой. Развитой, толковый, сообразительный парень, — но как работает! Один срам и позор. Отец у молодого токаря — инженер, мать работает врачом. Сам он закончил девятилетку. Словом, мог быть на первом месте в цехе. Вытягивал же еле-еле 70—80 процентов.

— В чем дело, Ляховский? — спросил у него начальник цеха.

— Слаб я силами, товарищ начальник.

— Неправда, Ляховский. Обманываешь ты меня. Много лентяйничаешь.

Имя Ляховского все чаше «прорабатывалось» на собраниях. Еще не одну острую беседу имел с ним Данил Семенович. Он говорил спокойно, но словно просвечивал все нутро молодого токаря. «Бомбежка», наконец, повлияла. Ляховский начал следить за собой, подтянулся. Вскоре он выполнил норму, потом дал еще больше. Сейчас — это хороший, крепкий стахановец.

Грозное время стояло на фронте. Эхом оно отзывалось в цехе. Большой план усиливал напряжение. И Данил Семенович Халанай, как строгий, но чуткий командир, старался, чтобы это напряжение оправдалось делами. Он добивался того, чтобы люди чувствовали всю ответственность за график, за сменные задания. Первое время его коробило от

того, что даже хорошие работники не всегда находили в себе уверенности взяться за трудные задания. Тогда Халанай начинал учить людей новому стилю работы.

В цехе был главным образов оседлый народ — кадровые рабочие. Но нет-нет появлялись и новички. Халанай видел, что такие могут легче других пошатнуться от неудач. Поэтому он держал их под своим наблюдением, чем мог укреплял в них веру в свои силы, ставил под опеку к строгим, дисциплинированным мастерам. Люди начинали глубоко чувствовать государственность своей работы.

Сверловщик Гуляев недавно приехал из колхоза. Не обнюхался, как говорят, на производстве. Проработав как-то на-днях 11 часов, он стал ждать сменщика. А того нет и нет. Не стерпел Гуляев, пришел к начальнику смены и заявил:

— Нехорошо, что станок будет стоять. Начальник цеха просил крепкую подмогу фронту организовать. А мне от этих слов покоя нет.

И он проработал 36 часов, выполнив четыре 11-часовых задания.

— Но люди — это одна статья, — думал Халанай, — надо взяться и за технику, иначе цех, как и раньше, но сможет воевать по-настоящему.

Необозримое поле деятельности открывалось здесь для командира. Халанай заставил работать все станки, но этого было мало. Ему, как инженеру, следовало творчески вмешаться в жизнь цеха. Потянулись напряженные творческие будни. Десятки рационализаторских опытов и экспериментов, а за ними новые десятки нерешенных тем. Нет, изобретательский труд — это совсем нелегкое дело. И это не только поэтическое вдохновенье. Халанай научился спать по два-три часа в сутки. Он знал: фронт не ждет. Фронт подаст голос, если цех не даст полагающейся нормы. И он помнил о своем инженерном долге, был уверен, что найдет выход из многих положений. Хорошая идея, ведь, обязательно приходит в конце.

И сейчас вот творческие поиски, несмотря на многие неудачи, дают свой результат. Халанай усовершенствовал большинство фрезерных и токарных станков, перевел их на высокие режимы резания, удвоив выпуск важнейших деталей. Его творческие заботы касаются, однако, не только сегодняшнего дня. Техническое наступление продолжается в цехе все сильней и смелей. И программа этого наступления интересна и разнообразна.

На текущем счету Данила Семеновича уйма больших и малых дел. Но он не любит говорить о себе, хмурится, если вы просите его рассказать о какой-нибудь «своей» истории. — Это в крайнем случае потом, — заметит он, — послушайте сначала, какие девушки в бригаде Алексеенко. Вот это солдаты, — это да! — О людях своих готов он рассказывать долго и восторженно. Он показывает цифру: с июля по январь цех больше, чем в полтора раза увеличил выпуск боевой продукции.

— Так поработали наши люди, — говорит он. — Вы не знаете, как они жертвуют собой ради скорейшей победы на фронте. Начальник смены Батаев у нас настоящий вожак, коммунист, человек высокой пробы, энтузиаст, всем энтузиастам пример. Или вот Саша Трусов. Однажды всех слесарей временно перевели в другой цех, остался он один. — Что, говорю, Саша, сядешь в калошу? — Нет, — говорит. — не сяду, будет все на отлично! — и дал тысячу процентов.

А что ж такого сделали девушки из бригады Алексеенко? Бригада обыкновенная, фронтовая. Здесь надо сказать, что сам Халанай много сил положил на то, чтобы организовать в цехе фронтовые бригады. И смотрит в оба, чтобы фронтовые бригады были деятельными, жизнеспособными.

— Я вам только один момент про этих девушек приведу. Самый свежий. Стали они на вахту имени 25-летия Красной Армии. В трудную минуту, в самый разгар работы, вышли из строя три токаря, заболели. Всем ясно, без ножа зарезали бригаду. А девушки не приуныли, дали слово, что свое выполнят. — Хоть двадцать суток, Данил Семенович, не придется уходить из цеха, — говорят, — а перед фронтом краснеть не будем. И справились по- молодцовски.

Данил Семенович не проходит мимо личной жизни рабочих, не забывает их бытовые нужды. Когда он первый раз пришел в цех и спросил рабочих, как их кормят, ему ответили:

— Неважно, товарищ начальник, прямо даже обидно.

С тех пор столовая стала неузнаваемой. Начальник цеха контролирует ее как важнейший участок цеха, и рабочие редко когда жалуются на обед.

Месяц назад Халанай стал руководить двумя цехами. Тяжелобольным принял он второй цех. Пришлось его лечить так же методически и упорно, как некогда свой основной. И впервые цех одолел программу.

— Не отказываться же мне было, — говорит, он, — раз есть приказ, стало быть, надо выполнять его. А солдаты мои готовы в новый бой, готовы и впредь работать так, чтобы поспевать за фронтом.

Бор. СТЕРН.

Завод имени Молотова.