ТВОРЧЕСТВО

Дольше терпеть это было не возможно. Выслушивать каждый день неизменное «зашиваемся», глотать обиду едких замечаний наркома, беспомощно повторять неубедительные оправдания и уходить под утро домой с горьким осадком на душе от неисполненного долга... Нет, надо найти выход! Во что бы то ни стало найти...

Директор завода имени Горького вызвал к себе конструкторов. Совещание было короткое, деловое.

— У нас плохо с резьбой, товарищи, — сказал директор и укоризненно оглядел собравшихся. —Из-за этой, операции мы - не справляемся с заданием Государственного Комитета Обороны. Надеюсь, всем понятно, что это значит. Мы подсчитали: с нашим станочным парком из положения не выйти. Вы—инженеры, конструкторы. Ищите другие способы нарезки. Не может быть, чтобы техника нас не выручила; Повторяю надо искать. И побыстрее.

Когда инженеры выходили из кабинета, директор задержал Глувчинского — главного конструктора. Нортона и Глифа.

— Вы сами все понимаете, — сказал он им и голос его потемнел —Это дело чести нашего завода. Нам горят, от нас ждут. Неужели же ничего нельзя сделать?

Все помолчали. Глувчинсий раздумчиво заметил, как бы отвечая самому себе:

— Разве попробовать накатку, а? Помог старый журнал. Довоенный номер технического журнала «Станки и инструменты», заботливо вывезенный вместе с богатейшим имуществом завода с родной Украины. Перелистывая помятые страницы, инженеры нашли описание резьбанакатного станка. Это дало новый толчок мыслям. Решили испробовать.

Проектировать станок полностью не было времени. Конструктор Заманский в несколько дней составил проект резьбонакатного устройства. В цехе Никитенко его быстро изготовили и приладили к старой ненужной станине.

Итак, станок был готов. Но это было только начало. Маленький немудреный станочек оказался Коварным существом. Однако, только он мог спасти положение. Надо было терпеть вед его прихоти, надо было его укротить.

Станочек был сконструирован очень просто. Два вращающихся резьбонакатных ролика, а между ними, в специальной гильзе, — цилиндрическая заготовка. При непрерывном вращении роликов заготовка, соприкасаясь с ними, тоже вращается, нарезка постепенно вдавливается в металл цилиндрика, и резьба ролика как бы копируется на изделии. Просто! Но это кажущаяся простота.

Тут надо рассказать о человеке, вступившем в единоборство с упрямством машины. Его зовут Шевцов Георгий Феоктистович.

Но почему-то все, начиная от директора и кончая тринадцатилетним учеником, называют этого большого грубоватого человека Жорой. Жора—знаток своего дела, испытавший годами накопленное мастерство и на монтаже Днепростроя, и на лучших ленинградских заводах. На этом заводе он работает с дня его основания. Пережил радость освоения и горечь эвакуации.

Конечно, он не мог вывезти на Урал свою просторную квартиру с ванной и паркетным полом в итээровском доме, и свою новую дачу — кирпичную, крытую железом, которую он сам так любовно строил и куда он должен был перебраться с семьей в то памятное воскресенье, когда немцы в первый раз бомбили его чудесный город. Но из своего цеха он сумел вывезти все, до последнего ключа. И еще вывез он с родной земли злость на врага, лютую злость трудового человека, которого Гитлер заставил покинуть родимый кров.

Он всегда был яростен в труде, этот виртуоз-слесарь, прославившийся в коллективе способностью выполнить ту работу, которая кажется непосильной другим. Но, быть может, еще никогда не владело Шевцовым такое страстное желание одолеть препятствие. Тут был и азарт профессионала, и нерастраченное на громкие слова сознание важности начатого дела. Важности для завода, для фронта, для родины.

Главная трудность заключалась в том, что небольшого диаметра цилиндр скользил вдоль самого себя и сминал, срывал нанесенную на его стальное тельце резьбу. По-ученому это называлось осевое смещение. Оно обошлось новаторам в десяток бессонных суток. Поставили гильзу на подшипник скольжения—неудача, заело гильзу. Как у постели тяжелого больного собрались на консилиум в левом углу цеха, у нового станка, инженеры и мастера. На заводе не помнят, кто именно предложил новый вариант, но мысль родилась. Игольчатые подшипники! Они сразу резко уменьшили скольжение. Шевцов не отходил от станка. Он спал не более двух часов в сутки. Едва держась на ногах, он выпивал для подкрепления рюмку вина, ее приносили, по распоряжению директора, прямо в цех, и продолжал работать. Почти не покидали цеха Понтон, Никитенко. По нескольку раз в день приходили сюда директор, главный инженер, главный конструктор. Казалось, весь завод жил одной мыслью, одним желанием.

Скольжение уменьшилось. Двое, трое суток экспериментов помогли установить режимы, определить скорость накатки, подобрать наиболее эффективные заготовки. И станок пошел. Резьба становилась все чише и точнее. И вот уже первые накатанные детали поданы в сборочный цех.

Это была победа, сразу позволившая легко вздохнуть заводским руководителям. Один маленький станочек, впитавший в себя самое совершенное в станкостроении, заменил 6—7 обычных универсальных. Первенец сразу и полностью покрыл потребность цеха в резьбе. Шутка ли, на револьверном станке нарезали в сутки от силы двести шпилек, а тут их можно было получить едва не пять тысяч. Ради этого стоило потрудиться...

Станок работал и работал неплохо. Но этого уже казалось мало. Ведущий конструктор завода Михаил Гарф задумал новое.

О Гарфе стоит сказать особо. Этот молодой человек внешне выделяется только своим ростом. Долговязый, худой, чуть сгорбившийся, он может часами, днями, сутками корпеть над чертежами, придумывая какое-то новое приспособление оригинальной конструкции. Молчаливый и незаметный, он всякий раз приносит главному инженеру или директору что-нибудь новое, и всегда это новое бывает безошибочно и очень интересно.

На этот раз Гарф взялся автоматизировать процесс накатки. Ему помогал конструктор Терещенко. Оба работали с быстротой невероятной. Так могут действовать только люди, вдохновленные большими патриотическими чувствами. Впрочем, вряд ли они сами сознавали величие своего труда. Просто они, как и Шевцов, как Портов, как Никитенко, как все на заводе, понимали, чувствовали, что это очень нужно.

И вот уже окончательно отделан полуавтомат. На нем марка завода. Готовы шесть блестящих, чистеньких, хитроумных механизмов.

Это и есть вдохновение в труде.

Ф. МАЛЬЦ.