Письмо с передовой

Дорогие земляки-молотовцы!

Не забыть, никогда не забыть ваш наказ, как вы провожали нас на фронт, как вместе мы шли на Пермь II по Ленинской улице, как девушки да­рили нам цветы, как мы пели любимые наши песни. Такое не забывается. Но сегодня мне хочется поговорить о другом.

Я вспоминаю Сталинград, город-герой, верили мы тогда в победу и победили. А как подходили к Днепру! Была ранняя осень 1943 года. В поле шумело густое жито. Урожай никто не убирал, и некому его было уби­рать — немцы угнали людей. Над Днепром каждую ночь полыхало зарево. Тысячи блиндажей выкопали мы от Днепра до Вислы. В каж­дом коптилка из пушечной гильзы, оружие, солдатская утварь, а на земляной стенке небольшой портрет товарища Сталина. Кто был тогда на днепровском плацдарме в наших блиндажах, тот помнит этот порт­рет. На нем товарищ Сталин в ки­теле, смотрит тепло и спокойно, а под усами еле заметная улыбка, как будто хочет сказать: «Что, товарищ, тяжело? Ничего, держись. Мы силь­нее врага, мы все перенесем».

Кому приходилось первым вры­ваться в города, тот видел, что там творилось. Исхудавшие, истощенные люди выходили из подвалов, из-под обломков разрушенных домов, обнимали нас и плакали от радости. Ко мне в местечке Городница подошла старуха, она развернула большой теплый платок и дрожащим от волнения голосом - сказала:

— Вот он, наш спаситель,—и бе­режно обтерла ладонью портрет.

Я тогда понял, какая огромная сила доверия и глубокой челове­ческой любви живет в народе к Сталину. Имя его поддерживало нас в сталинградских траншеях, когда мы стояли насмерть. Имя его вело нашу армию к границе. Это его именем поклялись мы очис­тить нашу землю. И очистили раз и навсегда. Под знаменем Сталина советские воины проходят через страны Европы.

И вот я думаю, что есть чувство любви к ребенку, к отцу и матери, к любимой девушке, но это обыкновенное чувство, тысячу лет из­вестное всем. Но любовь к челове­ку, чьим именем мы отстояли Роди­ну от немецкого рабства, имеет такую чистоту, такой пламенный сердечный огонь, что выразить ее нет слов.

Со многими молотовцами мы шли одной дорогой. Винтовка натерла плечо. Пот солью выбелил гимнастерку. Не одну пару сапог истоп­тали ноги. Не одну краюху хлеба изжевали мы с тобой, земляк воин, за дни войны подружились. Мо­жет, даже больше. Говорят, нужно пуд соли сесть, чтобы побрататься. Ну что же, мы эту горькую соль с’ели, потому что наше солдатское братство крепко, как сталь, скрепи­ли мы его именем вождя.

Вот сейчас шумит надо мной по­черневший от времени польский тополь. Сейчас опять в землянке, коптилка на столе. Я пишу это письмо, а передо мной портрет Сталина, милый, родной. Те же прищуренные глаза и та же еле заметная улыбка. И как будто те же слова я слышу в ночной ти­шине:

— Тяжело, товарищ? Ничего, Мы сильнее врага, мы все перенесем.

Да! Одолеем! Помню, дрались на Висле, за переправы. Немцы бро­сали танки, автоматчиков, десятки «Фокке-Вульфов» висели в воздухе. Они старались отобрать от нас пе­реправы. Не вышло. Вот в этих боях я воочию убедился в мужест­ве молотовцев.

Как сейчас помню, в разгаре боя , я встретился с гвардии подполковником Лумповым Иваном Никифоровичем— бывшем секретарем Черновского райкома ВКП(б). Его и сейчас в селе Черновском, наверно помнят живым, энергичным, чутким товарищем.

Лумпов часто курил, но был спо­коен, он коротко, властно отдавал приказания. Мы стояли с ним ря­дом, возле маленького окопчика. Мне никогда не забыть свиста вражеских снарядов. Первый снаряд пролетел через нас и разорвался далеко. Второй в это мгновение ле­тел к нам.

— Ложись,—крикнул Лумпов. Но я задержался, хотел место в окопе уступить ему. Разрыв. Пропели осколки. Противный пороховой дым обдал нас. Лумпов закурил и, ка­чая головой, улыбнулся.

На другой день мы опять встре­тились. Он по прежнему был спо­коен и руководил боем. И увидел я его после за Вислой. Он сидел в кругу бойцов у костра и сушил портянки. Был весел, шутил. При свете пламени костра я вгляды­ваюсь в лицо Лумпова и гордость за земляков заполняет сердце. На груди у Лумпова ордена: Отечест­венной войны 1-й и 2-й степени. Красной Звезды и медаль «За обо­рону Сталинграда». Он дрался в Сталинграде где-то рядом со мной, он стал там гвардейским офицером.

А о гвардии младшем лейтенанте, кунгуряке Лоскутове Николае Ва­сильевиче сам генерал Онуприенко

говорил: «Герой!».

Был жестокий лесной бой. Нем­цы наседали с трех сторон и в неравной схватке был тяжело ра­нен гвардии майор Цыганков. Лоскутов бросился к любимому командиру и из-под самого носа немцев вынес командира и спас его жизнь. Правительство наградило Лоскутова орденом Отечественной войны II степени.

Я не знаю, где сейчас бьет нем­цев гвардии старший лейтенант Ге­рой Советского Союза, кизеловский горняк Мансур Хасаншин. Но знаю, что он в бою—пусть он за Карпа­тами или в Восточной Пруссии, но он бьет немца беспощадно.

Думаете, легко Зине Вылежневой, работнице столовой Молотовского района. Куда ей легче было потанцевать в клубе имени Сверд­лова, чем сейчас, когда «горька солдатская каша и тяжелы сапоги», но она не унывает. Пусть трудно. Вынесем. Мы знаем, победно гудят заводы, молотовцы куют оружие победы. Мы знаем, что бригада Зины Имбиревой даст нам продук­ции вдоволь. Тася Попова, Валя Брядкова, Лила Голышева, если потребуется, дадут вдвое, втрое больше продукции.

Вот скоро и новый 1945 год. Пусть мы сейчас далеко друг от друга, дорогой земляк. Но мы в этот день поднимем тост. Кто в походе, откроет походную флягу, кто дома, достанет заветную и выпьем за того кто ведет нас к победе за того кого мы любим больше жизни—за Сталина.