Баллада в новонемецком вкусе

Стуча по камням костылями,

Небритый, кривой и хромой

Иеронимус Иенке тащился

С Восточного фронта домой.

Он вдоль по родному селенью,

Кряхтя, ковыляет в тиши.

Все окна и двери забиты,

На улицах нет ни души.

Добрел он до отчего дома,

Присел на родимый порог:

На окнах—закрытые ставни,

На двери—тяжелый замок.

О, небо!--бормочет бедняга,

Должно быть, я спятил с ума,

Иль бедное наше селенье

На днях посетила чума?

Такое пустое кладбище

Не снилось мне даже во сне...

Но тут он старуху-соседку

Увидел в разбитом окне.

— Здорово, старуха-соседка!

А где же мой добрый отец?

— Отец твой на фронте в России

Нашел свой бесславный конец.

— Ты бредишь, старуха-соседка,

А я, видно, слушаю бред:

Отцу моему от рожденья

Пожалуй, за семьдесят лет.

— Что делать? Наш доблестный фюрер,

Ты сам понимаешь, каков:

Когда молодых перебили,

Он в армию взял стариков.

- Да здравствует доблестный фюрер!

А где мой возлюбленный сын?

— Он спят под высоким курганом

В степях приднепровских равнин.

— Ты шутишь, седая колдунья?

Смеешься в глаза или нет?

Я мальчиком сына, оставил,

Ему лишь четырнадцать лет.

— Что делать? Наш доблестный фюрер

Чужих не жалеет детей.

Когда стариков перебили,

Послал он на русских детей.

— Я с фюрером спорить не смею...

А где моя старая мать?

— От голода тихо скончалась,

Пришлось мне ее обмывать.

— Будь проклята, вестница, смерти.

Мне весть не такая нужна!

А где моя верная Марта,

Моя дорогая жена?

— Жена твоя в доме свиданий.

Она, по приказу властей,

В объятьях другого германца

Тебе зачинает детей.

— Ну, это уж к черту, старуха!

Подкидышей мне не пророчь!

А где моя нежная Лизхен,

Моя белокурая дочь?

— Фриц Кобус, ариец из Иены,

Ласкает дочурку твою,

Чтоб внук твой родился германцем,

Достойным погибнуть в бою.

— Довольно, проклятая ведьма!

За что эти муки терплю?

Он встал и веревку намылил,

И голову сунул в петлю.

В. УСПЕНСКИЙ.