В ГЛУБОКОМ ТЫЛУ

1. НА ПОБЫВКЕ

В посадском клубе собралась красная посиделка. Дробно стучат швейные машины. По узорчатой канве идет строчка. Замысловатые вензеля выписывают иглы вязальщиц. Склонившись над рукоделием, колхозницы вполголоса беседуют:

— ...Снега, пишет, нам ни по чем,—долетают обрывки разговора,—теплое все выдали: и ватники и шаровары.

— Что же он тебе сообщил, бабушка?—пристали к седой колхознице ребятишки.

— А то и сообщил—немчуре худо. Гонят наши ребята немчуру к самому озеру...

В шум этих разговоров вплелась песня. Руки ведут канву, плетут узоры, а мысли далеко-далеко—там, где бьются, как львы, односельчане, отстаивая свою отчизну. Бьются братья Гуляевы, Поносовы, Гилевы, Кетовы, Куликовы, чьей энергией и заботами создавался и богател колхоз «Труд».

— Одним бы глазком на моего Коленьку поглядеть,—доносится знакомый голос.

В это время распахнулась дверь и в комнату вошел военный. Невысокий, ладно скроеный, в шинели и сапогах. Песня оборвалась на полуслове, притих оживленный говор.

— Чей это человек?—спросила соседку Анастасия Гуляева.

— Да никак фронтовик, на побывку пришел.

Военный протиснулся к сцене, осмотрел присутствующих.

— Здравствуйте, хозяюшки. Вечеруете?—спросил дружелюбно.

— Теплое белье для бойцов справляем,—хором откликнулись колхозницы.

— Доброе дело!—заключил незнакомец.—Для бойцов в непогодь как раз пригодится. Вон немцы на морозе как зайцы прыгают. Наша зима им больно неподстать.

— А вы, никак с фронта?—полюбопытствовала Евдокия Кетова.

Незнакомца, назвавшегося Гульчаевым, окружили плотной стеной и с жадностью стали выспрашивать обо всем, что наболело на сердце, что так долго и томительно вынашивал каждый. Гульчаев начал было рассказ о том самом дне, когда его ранило, о своих боевых друзьях, но его остановила старушка-вязальщица.

— Может, сынка моего видел—Куликов он будет,—сказала она.

— Куликов?—как бы что-то припоминал Гульчаев.—Так, так, так. Со щербинкой?

— Он и есть, с коня малолетний свернулся,—уже растроганная и радостная поясняла старушка.

— Ба, да это ж мой однокашник!—воодушевился Гульчаев.—В атаки с ним вместе хаживали.

...Наступать мы в этот раз стали в сумерках. Артиллерия заухала, минометы палят—с непривычки оглохнуть можно. Вызвал меня и Куликова наш командир товарищ Вишневский и приказал: «Пробраться к ближнему пункту, высмотреть неприятельские гнезда». Захватили мы с собой лыжи, гранаты, крадемся, скользя по снегу. До селения уж совсем близко. Немчура с колокольни по нашим бьет. Мы все это наблюдаем, записываем.

На дворе совсем рассвело. Надо в обратную дорогу спешить, заметить могут. Идем обратно, где лесом, где полем. Стали чистое место переходить, тут-то и обнаружил нас вражина, начал косить из автомата, остальное, как во сне...

— А Куликов как?—заволновались слушатели.

— Он жив—здоров остался. К своим меня принес, сведения важные командиру доставил. После этого двинулась в наступление наша часть и выбила немцев из деревни.

Прошло недели две. К воротам Анны Куликовой подкатил возок. Из ворот высокого куликовского дома вышел Гульчаев, за ним шла растроганная хозяйка.

— Крепче укутывайся, Ваня, простудиться можешь, — напутствовала она бойца.—Да не забудь Коленьке передать мое благословение. Пусть бьет их лиходеев, чтобы духу немецкого на нашей земле не было.

Возок тронулся, покатил по дороге. Старая мать все стоит и приветливо машет рукой ему вслед.

2. НОВОСЕЛЫ

Война ворвалась в наши мирные будни, нарушила спокойное житье. И из районов, временно захваченных врагом, в глубокий советский тыл потянулись эвакуированные.

Многие из них только слышали о деревне. Из окон поездов смотрели они на бескрайние колосящиеся нивы, богатейшие фермы, обсаженные зеленью улицы. О сельском труде читали в книгах и газетах, узнавали из рассказов бывалых людей Теперь путь многих лежал в деревню: доводилось быть сельчанами, учиться простому колхозному делу.

В Пешково приехало несколько семей служащих и рабочих: бухгалтеров, текстильщиков, врачей, химиков, студентов. Когда подводы пришли со станции, председатель колхоза Максим Ячменев собрал колхозников, познакомил их с приезжими.

— Наши новоселы,—рекомендовал председатель,—любите и жалуйте.

— Вечером Ячменев обошел деревню, осмотрел все квартиры и самые лучшие, светлые выделил для прибывших. Все устраивалось по-новому. Трудовая жизнь начиналась сызнова.

Бухгалтер Елена Михайловна Козловская занялась счетоводством. Кипы бумаг и неразобранных дел в руках опытного бухгалтера приняли надлежащий вид. Анне Михайловне Губерман поручили детский садик, студенту Гринфель—разноску почты, работнице Валентине Дмитриевой — колхозную кухню.

Горожане принесли с собой дух организованности, много хозяйственных и бытовых новинок. Прежде до войны пешковцы не умели мариновать овощи, а шить обновы возили в Орел и еще дальше.

Стоило появиться эвакуированным и за деревней, на стареньком ячменевском отрубе выросли овощехранилище и столярная мастерская. Десятки об’емистых бочек заполнили подземелье, много вкуснейшей продукции засолили колхозники. Теперь не надо больше обращаться к орловским швеям—модистки и вязальщицы у себя дома.

К новоселам привыкли, с ними сроднились, им говорят:

— И никуда-то мы вас не отпустим. Вы теперь здешние, уральские!

В. БИРЮКОВ.