Женщины русских селений.

Чем дальше мы продвигаемся на запад, чем больше освобождаем русских сел, деревень, городов от ига фашистских насильников, тем ярче, благороднее и прекраснее встает перед нами образ русской женщины, на долю которой выпало тягчайшее испытание — прожить некоторое время под властью хищных и кровавых чужеземцев.

Ей не выпало счастья излить свою ненависть выстрелом в упор в щетинистую, звериную морду врага; ей не пришлось ходить с мужем и братом в дерзкие партизанские налеты - она оставалась хранительницей детей, родного очага и на нее обрушился весь поток злобы гитлеровского зверья. На ее глазах сжигали немцы родной дом, ее пригоняли смотреть, как пытают, расстреливают, вешают односельчан, родных и близких... Но фашисты не запугали ее — о чистой ее любви к родине, о великой ненависти к поработителям, о гордости духа ее складывает народ сказания.

В маленькой деревеньке Дретенка на берегу Ловати четыре месяца назад принял бой с тремя немецкими танками политрук роты Шугай Хайруллин, прикрывая отход своих бойцов. Связками гранат и бутылками с горючим подбил он и поджог два танка. Но, когда политрук стал менять позицию, его ранило пулей и он упал меж корневищ большого дерева. Танк прошелся по нему, измяв и искалечив. Но политрук остался жив: толстые корневища могучего дерева, под которым лежал раненый политрук, приняли на себя тяжесть вражеского, танка, они прикрыли собой воина советской земли.

Прорываясь из окружения, рота не могла взять с собой потерявшего сознание, искалеченного политрука, и командир Туринов передал его женщинам с просьбой — вылечить и сохранять. Татьяна Прокопьевна Александрова, колхозница этого села, взяла раненого к себе и, не боясь смерти спрятала в сарае. Через неделю Хай- руллин пришел в себя. Какую чудесную и волнующую поэму можно бы написать об этой неделе, когда женщина боролась со смертью, лечила больного политрука, когда смерть ей самой грозила каждый день и каждый час; смерть таилась во всем: в хриплых, лающих голосах чужеземцев, в топоте их сапог, злых и подозрительных взглядах.

Когда политрук стал поправляться, женщина переодела его в гражданское платье и положила дома, выдавая за сплавщика, поцарапанного бревном. Четыре месяца она оберегала Хайруллина — родного сына из далекого Узбекистана — и дождалась выздоровления. И заплакала чистыми материнскими слезами счастья, когда в село пришла наша разведка и политрук, шатаясь от слабости, вышел на крыльцо, протянул руки братьям-бойцам.

Мать троих детей — колхозница Анна Федорова спрятала в кустах легко раненого и отставшего от своих красноармейца. Немецкий унтер выследил, что колхозница с своей дочкой часто ходит в лес. Он приказал повести его туда. Под штыком, приставленным к спине, водила женщина немца по лесу четыре часа подряд, пока взбешенный, выбившийся на сил унтер не плюнул и не побрел обратно. Красноармеец поправился и через фронт ушел к своим. Женщина и теперь вспоминает Гришу-красноармейца и каждый день ждет от него сыновних писем.

Нет в этом селения ни одной женщины, которая так или иначе не нанесла бы вреда ненавистным захватчикам. Долго искали в этом селении немцы сена для своих лошадей, но так и не нашли; сено было надежно спрятано колхозниками в лесу. А когда пришли наши бойцы, с радостью и теплотой передали сельчане 40 возов сена, сбереженного от врага. Немцы посылали женщин пилить дрова, угрожая выпороть неповинующихся. Колхозницы шли и пилили. Но по ночам заготовленные дрова исчезали куда-то.

Перед уходом из Дретенки немцы ворвались в избы, и сразу стали поливать бензином двери, стены, брызгать на пол.

— Русь, раух! Русь, вон!

Вспыхивали обои, столики, косяки дверей. Схватив детишек, сквозь дым и огонь выскакивали на улицу женщины и стояли тесной кучкой, протягивая к пожару руки. Подходить к огню, спасать свое добро было нельзя — в таких немцы стреляли. |

Но ни, одна из женщин не кричала. Они стояли молча и в сухих глазах не было слез. Страшен и необычен был вид этой молчаливой толпы. Даже офицер послал переводчика спросить, почему они молчат.

— А что вам говорить, - сказала за всех бабушка Прасковья, — ведь вы сожгли Гонцы, Резцы, Ромушево, знали мы, что и нас вы сожжете, на то вы и немцы..

Заревом пожаров освещает себе дорогу отступающий на запад враг. Он создает «зону пустыни». Но сильнее, ярче этого зарева полыхает в сердце русской женщины пожар ненависти к насильникам-чужеземцам. Так, освещенная огнем пожара, с ребенком на руках, войдешь ты в историю славы, как «Мать» Горького, как «Арина—мать солдатская» Некрасова, чистая и простая героиня — жещина русских селений!

Младший политрук

Н. ЧАНЦЕВ.

СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ.

Часть Миссана,

апрель.