ТАНЯ

(Зое Космодемьянской)

На полке книги в радостном порядке:

Флобер и Гете, Горький и Толстой...

А на столе забытые тетрадки

И детский почерк ясный и простой.

В углу, за шкафом связанные лыжи,

Часы считают мирный бег минут...

Немного позже, к полночи поближе,

Ночные вьюги песню заведу

Все здесь у Тани как обыкновенно,

Как будто нет фашистов на земле,

Как будто мир людской во всей вселенной

Такой же мудрый, как у нас в Кремле.

Но близок враг! Он за родным порогом!

—Бессмысленный и непонятный зверь.

По вьюжным тропам, по лесным дорогам

Бредет не мало детских ног теперь,

Не сосчитаешь зарев над лесами,

Что полыхают в небе по ночам.

За преступленья наши партизаны

Жестоко мстят бандитам-палачам.

И Таня партизанит вместе с ними,—

Ей, как бойцу, сражаться суждено.

Она взяла себе родное имя,

Отмеченное Пушкиным давно.

И сердце Тани—школьницы вчерашней,

Как драгоценный камень наших гор,

То отразит звезду кремлевской башни,

То необъятный наш простор.

Ей каждый город, каждый кустик близок—

Вот здесь не Муромец ли ездил в старину?

А здесь не Германа ли поджидала Лиза?

И не Кутузов ли, вот тут, решал войну?

Здесь, после роковой дуэли

Жандармы ночью Пушкина везли

И гробу кланялись родные ели

И в эти вот кусты родной земли!

Не в Ясной ли Поляне у Толстого

Все бережно укрыто под стекло?

И нет во всей стране у нас такого,

Что к сердцу бы навек не приросло!

И в мире нет страны милей и краше,

—Пройди весь мир— такой не сыщешь в нем!

Нет!—Не врагу топтать дороги наши!

Рубить и бить врага! Палить огнем!

В слепую ночь морозного тумана

И звезды прячут робкие лучи.

Пытали долго Таню-партизана

В такую ночь мерзавцы-палачи—

Но с детских губ не сорвалось ни слова!

Она лежит казненная, в снегу...

И эти губы, сжатые сурово,

Выносят страшный приговор врагу.

Все яростней у нас огонь винтовок,

Все лучше целится любой боец,

И сердце Тани оживает снова

В горячем бьеньи тысячи сердец!

Е. ТРУТНЕВА. —

Гор. Молотов.