Сталеплавильщики
Ярко-рыжее пламя мечется в печи, силясь как бы разомкнуть славившие его стенка и вырваться наружу. Глядя на эту беспрестанную пляску огня, человек в синих очках под козырьком, у которого, видимо, есть основания быть довольным, задумчиво говорит:
— Это хорошо, что оно сердитое, это впрок. Сварим Гитлеру такую кашу, чтобы выжгла она его змеиное сердце. — Несколько минут сталевар возится около раскиданных у печи клюк, а потом возвращается к прерванной мысли: — Горячо варим нынче, по особенному горячо. Вот тут циферки, эта первая ко мне, Труханову, значит относится, а те к Желнину и Протасову — сменщикам. Не было раньше таких цифр.
— Я ведь только про одну нашу печь говорю. А гляньте на весь цех, как дышит и борется он за сталь. И как раньше боролся. Невеселые были денечки, прямо надо признать, а все-таки историю не мешает припомнить. Появился у наших людей геройский взгляд на работу, потому что война каждого задела, трудностей перестали бояться. Ну, и соревнование все переиначило.
...Разная сталь делается в этом цехе. Во многих боевых машинах узнают ее лысьвенцы, узнают и радуются, что дают стали столько, сколько заказывают им родина и фронт.
Но в начале года цех работал плохо. Сильно переживали его отставание честные передовые рабочие, делали все, чтобы помочь ему выбраться из трясины. Гневом звучали их слова на собраниях, укоряющий взгляд всюду находил разгильдяев.
Однажды секретарь парторганизации объявил на митинге, что начинается большое соревнование всех металлургов страны.
— Если многие из нас и теперь будут работать попрежнему, —сказал он, — значит они равнодушны к судьбе родины. Тут кривить душой нечего. Чувства людей будем измерять сейчас на тонны стали.
Это было очень бурное собрание. Кто говорил о первоочередных мероприятиях, кто уже брал конкретные обязательства, а кто стыдил и предупреждал лентяев и дезорганизаторов.
— Стоя спиной к печи во-время сталь не сваришь и хорошей стали не сваришь, — заявил тогда Труханов — старший из всех сталеваров по возрасту и опыту, — Есть у нас хорошие люди, ничего не скажешь. Желнин, Бражников, Ахметгареев, Белоусов, Протасов. Находится у них и воля и энергия хорошо работать. Но не у каждого из нас рубашка мокрая. Вот хотя бы ты, Рычков, или ты, Журавлев, гостями около печи холите. Я думаю, товарищи, возьмемся и все тут. Каждый должен прибавить в себе ответственности, а сталь — это, чтобы в полной норме.
Напряженней стала жизнь цеха. Наступление шло с нескольких сторон. Много внимания обращалось на внедрение новой техники. Безответственно относящимся к делу становилось все тесней и тесней. Привыкшие к разболтанности, отдельные мастера поеживались. Командиры чувствовали, что каждый промах в организации труда, в механизации трудоемких работ им дорого обойдется. Сталевары имели серьезные обязательства, — выполнение их было делом чести всего цеха.
Фронт потребовал от цеха, помимо «кипящей» стали — его обычной продукции, освоить высоколегированную специальную сталь, которую раньше завозили из других заводов. Это было по
четно и трудно. Пришлось переучивать сталеваров и канавщиков, каждый обязан был овладеть новыми технологическими навыками. Работа цеха во многом меняла свой облик: вводились совершенно другие приспособления, перестраивались канавы. Освоение процесса плавки новой марки сопровождалось творческими поисками.
Шли дни и недели. Одно за другим менялись события, цех уверенно поднимался в гору, выполнял план, хотя и не всегда равномерно. И руководители увидели, что увлечение только отдельными рекордными плавками имеет и свою плохую сторону, оставляет в тени отстающих рабочих, а не подтягивает их.
— Пусть себе остаются и рекорды, — говорил парторг Ленский начальнику цеха, — но пусть и не будет невыполняющих норм. Должны мы навалиться на этот вопрос. Меня интересует, например, почему отстает Журавлев?
Сталевар Журавлев был отныне взят под специальное наблюдение. С ним беседовали, напоминали об обязательствах. А ему, человеку с ленцой, трудно было расставаться со своей привычкой — спокойно вести работу.
Все же соревнование крепко подействовало на человека. Он сильно подтянулся. Задание июля выполнил на 108 процентов. Так произошло не с одним Журавлевым.
Производительность многих сталеваров страдала от того, что в цехе была одна завалочная машина. Она с трудом обслуживала только 2 печи, на остальных завалку вели вручную. Коллектив цеха решил своими силами сделать вторую завалочную машину, которую в свое время хотели заказать за границей. Через месяц она была готова. Последнее, что напоминало в цехе о шуваловской технике, — ручная завалка исчезла.
Рационализаторские усовершенствования и механизация трудоемких работ сыграли в дальнейшем в ходе соревнования весьма видную роль. В литейном пролете был установлен специальный уборочный 15-тонный кран. Раньше из-за отсутствия его подготовка канавы надолго затягивалась, что вынуждало передерживать плавки в печи, ухудшало качество металла.
Когда в июле цех получил повышенный план, все поняли, что ровная, ритмичная работа может оказаться сорванной из-за плохой подачи шихты. По предложению руководителей мартеновского цеха увеличили раздел тяжеловесного железного лома, увеличили подачу его к печам. Работа пошла эффективней. Сами люди мартеновского цеха после основной работы шли на помощь копровикам, помогали грузить чугун. Эта работа никем для них не планировалась, но день п ночь помнили мартеновцы о том, что обязаны дать родине и фронту сталь, что сейчас не такое время, чтобы считаться со своими силами и временем.
Цех держал теперь один курс: вперед и вперед. Он отлично справился с июньской программой, перевыполнил план июля. В этом было старание всего коллектива, результат горячего соревнования. С особенно большим вниманием следил весь цех за состязанием Труханова и Желнина. В начале соревнования Траханов имел договор с Протасовым. Одинаковые лета и почти одинаковый стаж, видимо, скрепили это соревнование. Но однажды кто-то подзадорил старика:
— А вот ты попробуй, товарищ Труханов, с молодым, с Желниным. Не угнаться тебе, старина, за ним.
— Нет, мы еще не сдрейфим, порох у нас есть в пороховницах, не дрейфим и перед снайперами фронта, — сказал он в ответ. И бросил вызов Желнину.
Проверил Труханов время свое,
посмотрел, какие возможности остались для ускорения плавки, поговорил с ребятами своей бригады. И вот на удивление цеху дал плавку за 7 часов 50 минут. А день спустя он уже ходил хмурый. Желнин затратил на плавку 7-40.
Труханов решил нажимать. И действительно в следующий раз уложился в 7-35. «Значит, не все пропало», — решил он про себя. Но опять ждало его разочарование. Желнин провел плавку за 7-20.
— Будь ты, неладная, — говорил старый сталевар. — И, обращаясь к своей бригаде, наказывал: — догляд сейчас за печью нужен крепкий. Смотреть мне в оба!
Он лично следил за судьбой плавки до конца, ни на минуту не упуская печь из своего внимания, строго наблюдал за тепловым режимом, за технологией, ревностно контролировал процесс завалки, боясь потери каждой минуты.
Сталеваров перевели на ванадиевый передел. И здесь, при других требованиях и условиях, Труханов провел плавку опять-таки в рекордный срок — за 8-30. Однако, недолго удерживал он первенство. Желнин опять перегнал его, «подрезав» время еще на 5 минут. Сильно нервничал старик, но спуску решил не давать. Он выкроил где-то тоже запас времени и провел плавку за 8-15. И этот рекорд Желнин так и не перекрыл.
Труханов очень большого мнения о своем сопернике, бывшем его воспитаннике. «Дерзкий он в работе, — говорит он, — строгий к себе. Это, я бы сказал, сталевар первой гильдии».
В июле Труханов выполнил задание на 121 процент, Жалнин — на 106 процентов.
— Показатели у всех сталеваров разные, — говорят в цехе, — а итог один: поток стали растет и растет.
Бор. СТЕРН.
г. Лысьва.