ГЕНЕРАЛЫ СДАЮТСЯ В ПЛЕН
(От военного корреспондента «Правда»)
Всю ночь не утихала пурга. В степи поднялся пронизывающий сильный ветер. Но по фронтовым дорогам движение не прекращалось. Правда, приходилось десятки раз останавливаться, чтобы протолкнуть машину через сугробы. Бойцы спешат: впереди маячат огни Сталинграда. И, превозмогая усталость, бойцы помогают друг другу выбраться из снега, чтобы скорее добраться туда, откуда доносятся орудийный гул и взрывы бомб — музыка боя. Для нас — это победная музыка, для немцев — похоронная. И чем ближе к городу, тем сильнее звучит эта музыка.
Из Сталинграда в глубокий тыл идут толпы тощих и обмороженных немецких солдат, сдавшихся в плен. Это — остатки окруженных под Сталинградом немецких дивизий. Именно остатки. В каждой группе — большой или малой — вы можете встретить солдат и офицеров совершенно различных пехотных, танковых, артиллерийских частей. Но в последние дни все чаще и чаще попадаются целые немецкие подразделения.
В блиндаже командира одной нашей дивизии буквально негде повернуться. Здесь можно встретить немецких офицеров всех рангов — от лейтенантов до генерала. Вот появляется пестрая делегация: ад’ютант докладывает, что прибыли парламентеры из 297-й пехотной немецкой дивизии. Парламентеры просят передать русскому полковнику, что их генерал вместе со своим штабом согласен полностью принять советский ультиматум.
— Наконец-то поняли, — говорит полковник. - Просите парламентеров!
В блиндаж входит высокий, тощий лейтенант. Он сообщает: командир 297 дивизии генерал Мориц фон-Дреббер просит передать, что он слагает оружие перед победителем и просит указать место сбора его дивизии для сдачи в плен.
Когда все условия сдачи в плен были обсуждены, парламентеры вместе с представителями нашей дивизии отправились в город к зданию одной из школ, где должна была произойти встреча.
Полковник посмотрел на часы: было далеко за полночь. Он приказал своим полкам прекратить огонь на время переговоров и теперь ждал с минуты на минуту появления немецкого генерала вместе со штабом. Полковник хорошо знал эту дивизию, знал фамилии ее офицеров, их боевые качества. Летом на поле боя он встречался с 297-й под Чугуевым, а осенью прошлого года снова — в районе хуторов Цыбенко и Алексеевка.
Было уже около двух часов ночи, когда на командный пункт полковника явился сам генерал Мориц фон-Дреббер со своим штабом. Генерала спросили:
— А где же ваши полки, солдаты?
Фон-Дреббер усмехнулся:
— Мне ли вам об этом рассказывать?! Где мои полки? Все, что осталось в живых, теперь уже находятся у вас, господин полковник. Я отдал приказ о том, чтобы все мои солдаты сложили оружие, но они это сделали значительно раньше.
Вместе с генералом прибыли начальник штаба дивизии, командиры полков, батальонов.
Судя по всему, немецкий генерал легко освоился с новой обстановкой. Он был разговорчив и даже весел.
— Сколько вам лет? — спросил он полковника.
— Тридцать пять.
— Такой молодой и уже сумел покорить и пленить седого немецкого генерала. Я первый генерал, который сдался вам в плен под Сталинградом.
— Первый немецкий генерал, сдавшийся русским в плен, — повторил полковник, — но я надеюсь, что и не последний.
— Да, не последний, — повторил генерал. — Вообще должен вам сказать, что с того момента, как мы попали в сталинградское кольцо, многие генералы считали бессмысленным и преступным продолжать дальнейшее сопротивление. Но «фюрер» с нашим мнением не посчитался.
Разговор был неожиданно прерван телефонным звонком. Из соседней части сообщали, что полностью сложила свое оружие румынская дивизия во главе со своим генералом.
— Вот видите, господин генерал, — заметил полковник, — вы не последний!
Перед рассветом группа немецких офицеров во главе с генералом фон-Дреббер была отправлена на автомашинах к командующему армией.
Путь лежал через освобожденные от оккупантов села и хутора Сталинградской области. Повсюду валялись трупы замерзших фрицев, обглоданных лошадей. По обочинам дорог — тысячи и тысячи брошенных врагом машин и орудий. Немецкий генерал долго и пристально всматривался в знакомые ему села, над которыми теперь гордо развевался советский флаг. Немецкий лейтенант Адамгейм с грустью промолвил:
— Вот она, дорога позора германской армии.
Седой генерал кивнул головой.
А.ДУНАЕВСКИЙ.
Сталинград, 31 января. (По телеграфу).
(«Правда», 1 февраля).