ЛЮДИ ВОЕННОГО УРАЛА: НАЧАЛЬНИК ПРОЛЕТА
Инженер Холпанов, усталый и злой, остановился на несколько минут у «пульта управления», как шутя он называл свой рабочий столик. Закрыв ладонью глаза, Холпанов попытался успокоиться, привести в порядок свои мысли... Кто бы думал... столько хлопот с этой «малой» машиной и сколько неудач... Он видел, мастера здорово сердятся на неудачи, но как хорошо сердятся. У каждого как бы появляется источник новой энергии. Жизнь пролета, еще недавно похожая на течение тихой реки, сейчас резко преобразилась. И все-таки не получается. А задание какое!... Эх, Волга-матушка.
Александр Георгиевич любил часто повторять эту фразу: «Эх, Волга-матушка». Сейчас он действительно вспомнил о Волге, о местах, где проведено столько лет. И он представил себе родную реку тоже новой, неумолчной, бурной, как его коллектив, как весь его неспокойный пролет.
Но почему не клеится с заданием по новой машине? Холпанов очнулся, разыскал нужных ему мастеров. Вот уже два дня, как бьется он с ними над этим вопросом.
- Помните,—сказал он мастерам,—как мы начали «пеленать» машину. Делали сначала опытные образцы—недоноски. Не было у вас ни технологии, ни специальных инструментов, ни приспособлений. А потом... Не зряшные планы ведь составляли, все получилось.
— Да, тогда мы нашли основную нить, Александр Георгиевич, — заметил один из мастеров,— война крепко подстегнула.
— Но если самое трудное сделано, почему мы теперь зашли в тупик?
Раскладывая все имевшиеся в его руках карты. Холпанов, как и мастера, видел, что все дело в нехватке мощностей.
Сейчас, когда с того момента прошел уже год с лишним, когда война научила Холпанова смотреть на многое глубже и дальше, находить решение там, где все представлялось решенным, он, несомненно, поступил бы иначе, оснастил бы станки необходимыми приспособлениями.
Однако, тогда это не произошло, и положение было очень тяжелым. Спустя несколько дней Холпанов, придя в цех, увидел, что на участке командует новый человек. Тогда он понял все.
— Что ж, Сергей Иванович,— сказал Холпанов начальнику цеха,—в приготовительный класс меня?—И грустно улыбнулся.
— Иди, волгарь, принимай другой участок,—ответил начальник цеха. Да советую тебе больше уральского духа впитать в себя.
Это был тоже большой пролет с комбинированными — токарными, фрезерными, строгальными и другими работами. Номенклатура изделий была здесь меньше, но детали куда сложней. Александр Георгиевич удивлялся тому спокойствию и той суровой решительности, с которыми он взялся за руководство новым пролетом. Прежние неудачи ожесточили его. Пролет осваивал часть деталей для нового боевого агрегата, а главным образом изготовлял продукцию для валового производства. Задания пролету непрерывно повышались. И как летчик, который стремится держать в поле своего зрения все важнейшие ориентиры, так и Холпанов, пускаясь теперь «в полет», концентрировал внимание на всех важнейших практических и перспективных вопросах производства. Программа действий была для него ясна. Он знал, победа, достигается тремя основными средствами: быстрым пуском в действие новых резервов и всяческой рационализацией, подлинной военной оперативностью, серьезной работой с людьми. И с первого же «боя», который Холпанов дал на работе, он стал оперировать этими средствами.
Он был очень доволен мастерами: старым, опытным, немного молчаливым и вспыльчивым Лаюровым, молодым, упорным Соколовым заботливым, беспокойным инженером Нагайделлиным. Но как-то на первых порах у Холпанова, с Лаюровым произошел острый разговор. Мастеру не поправилось, что начальник пролета «сухарь», не имеет подхода к людям, что его—старика, он без причины обидел. Вспылив в разговоре, он стал потом избегать взглядов начальника пролета, молчаливо принимал его распоряжения, закрыл для него свою душу. И Холпанов догадался о своем промахе, ведь он совсем не хотел подобного результата. Такие люди, как Лаюров, больше всего нужны ему. И он сделал все, чтобы мастер забыл о первой обиде, стал бы его первым другом и помощником. Лаюров же все больше убеждался, что начальник пролета не такой уж «сухарь». Ему нравилось трудовое упорство Холпанова, его быстрота в решении насущных вопросов, без этих «завтра» или «посмотрим», простая и ясная инициатива, которую он всегда проявлял в тяжелые минуты.
— Вот, Павел Калистратович.— сказал однажды Лаюрову начальник пролета,—зарезали нас ковочный и штамповочный цехи. Это. так сказать, цехи худопоставщики. Сколько заготовок недодали...
— Порядком, Александр Георгиевич.
— Знаю, знаю. Как бы сейчас выглядел наш график. Но дело не в оханьи. Время-то ушло и надо наверстать его. Завтра заготовки начинают поступать. Надо продумать работу на каждый час, каждую минуту. Наше производство, как это ни ново для тебя, надо превратить на некоторое время в поточное. Подумай, сколько часов мы выиграем!
В те дни мастера приходили к Холпанову, как на боевой командный пост. Они получали четкие указания и принимались их быстро осуществлять, подготовляли инструменты, «омолаживали» станки. И потерянное время компенсировалось.
Решать вопросы, не откладывая. — качество, приобретенное Холпановым в дни войны и особенно здесь—в этом пролете. На одной из сложных токарных операций надо было добиться обязательного увеличения выхода деталей. Конечно, можно было бы и повременить, никто особенно но торопил. Но Холпанов уже загорелся. Он собрал свою гвардию, своих верных мастеров и поставил перед ними эту задачу.
Родилось коллективное решение, в результате которого выход деталей резко, поднялся.
Совсем недавно был такой момент. Важная заготовка поступила с запозданием. Чтобы заложить ее на строгальные станки, требовалось по технологии на каждой детали сверлить 3 отверстия. Выпуск деталей задержался бы из-за этого на сутки. А кто в пролете лучше Холпанова знал значение этих суток! Правда, в другое время Александр Георгиевич мог бы и здесь подождать. Но сейчас не та пора. Прослушивал каждую ночь сообщение Совинформбюро «В последний час», он чувствует, как горячей бурлит в нем кровь, и кажется ему, что чересчур медленно движутся станки и да так еще напряженно работают люди. Проходя по пролету, Холпанов столкнулся с мастером Шамардиным. Совместно с ним он и предполагает принять необходимые меры.
Тут же, около рабочего столика начальника пролета. стали они придумывать различные варианты. Один явно не годился, второй был тоже сложноват, третий... Вот, пожалуй, третий.
Холпанов распорядился немедленно опробовать новый метод и был поражен, увидев его результат:
— Шикарно получается, Климентьевич. Эх, Волга-матушка!
Пролет Холпанова был отныне на хорошем счету. Он выходил победителем при очень трудных заданиях. Были месяцы, когда пролет своим оборудованием помогал другим участкам.
По натуре Александр Георгиевич спокойный человек. Но можно сказать, что эта сторона, характера относится больше всего к мирному периоду его жизни. Сейчас Холпанов всегда неспокоен. Он забывает считать часы, которые посвящает цеху. Он машет протестующе рукой, когда называют самоотверженностью его бесконечные ночные бдения в цехе, его упрямые искания новых источников повышения производительности труда. Он сам является хорошим рационализатором. Да это и входило в его личную программу: как можно активной участвовать в совершенствовании процессов работы. Бывали случаи, когда ночью Александр Георгиевич додумает одну идею. И не ждет рассвета, а бежит в цех, чтобы сейчас же дать идее жизнь.
Мечтательно глядя в окно большого заводского двора. Холпанов говорит:
Эх. Волга-матушка, хорошо, когда и на фронте, и у тебя в пролете все крутится и вертится отлично.
Бор. СТЕРН.