МУЖЬЯ И ЖЕНЫ
Самое страшное было в неопределенности. Девочки остались в селе у бабушки. Дошел слух, что бабушка успела куда-то уехать с ними. Но это было мало правдоподобно. Старуха очень болела и вряд ли у нее хватило сил ехать далеко. А все вокруг было уже занято немцем.
Жива ли бабка? Где девочки? Что с ними? Иван Никитич и Надежда Степановна не знали ни одной спокойной минуты с того ужасного часа, когда им стало известно, что в село К. вошли немцы.
Завод эвакуировали на Урал, и родителям пришлось уехать, так и не узнав ничего о судьбе своих детей. Тут, на новом месте, они оба - мастер и револьверщица - работали изо всех сил. Казалось, тяжкое горе придало им новую энергию. Но мать не могла успокоиться. Она решила идти в армию и вымолить, чтобы ее направили в те части, которые действовали на Украине. Так она скорее доберется к детям.
Муж поддержал ее. Директор завода пошел женщине навстречу. Она быстро собралась, обняла в последний раз своего Ивана Никитича, поплакала на прощанье и села в поезд.
Желание ее исполнилось только наполовину. Полевой госпиталь, куда ее зачислили прачкой, двинулся с частями совсем не на Полтавщину, куда стремилась ее душа. Это очень огорчило ее. Но женщина малограмотная и не очень развитая, она все же поняла, вернее, почувствовала сердцем, что все равно она помогает освобождению своих девочек.
Письма мужу она посылала не часто и всегда короткие. Ей было трудно писать, и времени не хватало. Белья всегда собиралось много, и еще приходилось дежурить по ночам, потому что раненые все прибывали, и няни едва держались на ногах от усталости.
Иван Никитич жил попрежнему. Разве только разговаривать стал поменьше. Рано утром уходил в цех и возвращался домой поздно ночью. Приучился сам ходить в магазин и стирать рубашки. Его участок попрежнему был один из лучших не только в цехе, но и на заводе. Иногда товарищи беззлобно подтрунивали над ним, что вот, мол, баба твоя воюет, а ты на печи сидишь. Он отмахивался. Видно, эта мысль бередила его душу. Но он знал, что очень нужен на заводе, и о вступлении в армию поэтому не заикался.
Нашлась какая то низкая душа, которая отправила в адрес полевого госпиталя грязную анонимку. В письмеце довольно ехидно сообщалось, что муж Надежды Степановны завел себе другую.
Надежда Степановна не поварила, она слишком хорошо знала своего мужа. Но она была женщина, и сомнение все - таки закралось в ее душу. Она сама себя разубеждала, успокаивала, но покоя но было. Подумав и посоветовавшись с подругами, она решила написать на завод. Не мужу, которого боялась оскорбить подозрением, а директору который (в этом она была уверена) никому ничего не расскажет.
Вот это письмо. Я привожу его целиком, чуть-чуть исправив орфографию.
«Здравствуйте, товарищ директор. Передаю я Вам свой красноармейский привет и теперь хочу Вас попросить, чтобы Вы не отказали в моей просьбе и сообщили за моего мужа. Как он там живет? Мне кто-то написал, что он завел себе другую. То я прошу Вас сообщить, так как я сейчас не могу поехать туда, потому что я служу в Красной Армии и защищаю родину.
Вы должны его знать, он работает мастером у вас, Голубов Иван Никитич. Так что сообщите, не посчитайте за труд, а то я очень беспокоюсь и это мне мешает в моей фронтовой работе. А то я думаю и думаю, может, кто по злобе написал, потому что я с ним много лет прожила и мне все таки не верится, чтобы он мог это сделать.
Извините, что я Вас побеспокоила, но у Вас есть дети и жена и Вы мне поверите, как это переносить. Мой адрес: полевая почта... часть.... Остаюсь Голубова Надежда Степановна».
Ночью, когда подходил к концу хлопотливый и беспокойный день на заводе, директор закрылся в своем кабинете и попросил никого к нему не пускать. Он долго думал: сказать или не сказать Голубову о пришедшем письме. Потом решил, что не нужно. Какой-то осадок остался бы у этого человека, бережно хранящего честь своей семьи. Пусть он лучше ничего не знает. Пусть работает спокойно - его труд так дорог и так важен.
Ответ он писал долго. Всякие приходилось писать бумаги, но эта была особенная. Хотелось найти слова теплые и убедительные, чтобы успокоить женщину. Она не имеет оснований волноваться. Муж верен ей, в его поведении нет ничего предосудительного. Наоборот, все на заводе еще больше уважают Ивана Никитича. Он продолжает работать мастером на токарном участке. Очень хорошо работает, недавно нарком наградил его значком отличника. Пусть Надежда Степановна не беспокоится, муж у нее достойный.
Директор заклеил конверт, надписал адрес, встал и подошел к окну. Светлая уральская ночь вступила уже в свои права. Ярко светились огни в цехах. Люди работали для фронта.
II.
Повестки он ждал с первого дня войны. Иначе и быть не могло. Участник польской и финской кампаний, он был уверен, что его призовут в армию.
И повестка пришла. Но она была адресована совсем не ему, а жене. Зоя Яковлевна, как врач, состояла на военном учете. Ей предлагалось завтра, в 16.00, явиться на сборный пункт.
Еле дождавшись утра, Михаил Семенович бросился в военкомат. Он умолял, чтобы его тоже взяли в армию. Военком, уже привыкший за первые дни войны к таким сценам, холодно ответил ему, что «призовут, когда понадобитесь, а пока работайте на заводе».
Злой, расстроенный он вернулся домой, помог жене собраться и проводил ее на сборный пункт. Санитарный поезд на следующий день ушел на запад.
Михаил Семенович остался пока на заводе. Он не успокоился. Еще не один раз он надоедал военкому, подавал заявление в заводский партком. Ему неизменно отказывали. Опытный инженер возглавлял цех. Завод перестраивался на военный лад и люди, хорошо знающие дело, были ему особенно нужны.
Еще не дошло первое письмо от жены, когда Михаил Семенович получил приказ демонтировать оборудование и везти цех на Урал. Сроки дали жесткие. На четвертые сутки, все было на колесах. В последний день начальнику удалось вырваться на три часа. Сам не веря в удачу, он в последний раз попытался уломать военкома и получил еще один отказ. Махнув рукой, инженер забежал домой, уложил чемодан, успокоил плачущую старушку (мать Зои Яковлевны осталась на его попечении), усадил ее в машину и отвез на вокзал.
Ковтун был назначен начальником эшелона. Мысли о жене на время отступили. Но они жили где-то глубоко и скоро вспыхнули с новой силой. Долгие дни и ночи без сна были позади. Цех уже обосновался на новом месте. Горячо дышали огромные прессы и молоты. Все 24 часа, не умолкал гул. Привычная заводская жизнь продолжалась.
А писем не было. Мать тихо плакала по ночам. Иногда Михаилу Семеновичу казалось, что она смотрит на него с укором. Он молчал и хмурился. Чем мог он утешить старушку?
Восемь страшных месяцев он ничего не знал о судьбе жены. И вдруг пришел конверт со знакомым почерком. Он прочел письмо один раз, и второй, но кажется, только в третий раз понял, что там было написано. Зоя, его несмелая и тихая Зоя, попала в окружение вместе с частью, с боями вырвалась оттуда, была контужена и скоро приедет домой.
Два месяца, снова проведенных вместе, пробежали как два дня. Они и виделись совсем мало. Цех отнимал у него почти все время. Ей было скучно дома, и она работала в медпункте. А потом пришла повестка, и хирург Ковтун вернулась в часть. Муж снова пережил горечь расставания.
Так он живет до сих пор - она на фронте, он здесь, на заводе. Глубокая обида на судьбу отравляет жизнь этого человека. Утешает его только то, что цех неизменно держит первенство на заводе, что поковок он выдает почти вдвое больше, чем до войны.
В день Красной Армии на заводе созвали собрание жен фронтовиков. Он заглянул в клуб. В зале было полно женщин. Он постоял несколько минут и возвратился в цех. Его здесь ждали. Случилась какая - то заминка. Никто не смог его заменить.
Ф. МАЛЬЦ.