Ночью, когда город погружается в сон, когда на улицах становится тихо и пустынно, с какой-то особенной силой чувствуется жизнь этого гиганта. Ослепительно яркие лучи мартеновских цехов режут темноту, магниевые вспышки автогена на миг озаряют корпуса к делают их причудливо огромными, тысячи электрических ламп то сверкают оранжевыми звездами, то, окутываемые паром и дымом, блекнут и исчезают совсем. Громыхают мощные молоты, тяжелыми вздохами выбрасывают пар выхлопные конусы прокатных станов и прессов. Звенит металл, свистят паровозы. И вдруг залп второй... третий... Эхо раскатывается где-то далеко в лесу. И так каждую ночь, каждый день, каждый час с первого дня войны. Уральский артиллерийский завод, прославленный и на фронте и в тылу, живет и воюет с немцем.
* * *
Стрелка часов подходит к четырем утра, а в кабинете директора яркий свет. За большим столом с бесчисленным количеством кнопок, и телефонов, склонив курчавую седеющую голову, сидит тот, чье имя овеяно славой в стране. В руках пачка телеграмм. Их подносят с аппарата, работающего в соседней комнате.
«Не задерживайте броневую сталь»
«...Отгружайте прокат нашему заводу наряду Главка».
«...Высылаем представителя отгрузки поковок».
«Просим моноблоки сталь марки...»
Директор подвинул микрофон селектора.
— Евгений Константинович, как сегодня работают новомартеновцы?—,Сколько? И все тяжеловесные? Хорошо. Молодцы. Нефть поступила. Сталевара Щербинина отмечу приказом. Сталь просят смежники. Ничего, держитесь. Мы ведь больше, двухсот заводов снабжаем сталью и полуфабрикатами. У них тоже программа— Завтра усилим питание.
На пульте вспыхнула красная, лампочка. Говорят Москва. За 1400 километров молнией проносятся слова Наркома. Директор отвечает.
— Хорошо, Дмитрий Федорович.
Значит, надо увеличивать. А новую, пушку пускаем в производство...Справимся. Просим проверить, планирование в Главке, прибавляют, поставки для смежников. Работаем на пределе.
Он положил трубку, нажал кнопку, посмотрел на вошедшего полковшика.
— Зовите главного инженера, металлурга и технолога. Проверьте, как с подачей воздуха. Проследите отгрузку готовых пушек и доложите. Звоните в пароходство, где баржа с нефтью?
Снова гудят зуммеры телефонов.
Здесь штаб. Отсюда идут приказы, отсюда идет управление десятками цехов. Неразрывными нитями связано это здание, этот кабинет с большими и малыми командирами, с тысячами людей, кующих грозное оружие, с Москвой. Вот почему здесь круглую ночь горит яркий электрический свет, вот почему здесь так же. как и на фронте, одна бессонная ночь сменяет другую, на груди директора переливает золотом маленькая звездочка, а у его соратников блестят ордена.
***
Со времен Петра Великого идет слава об уральских пушкарях. Здесь мастерили пушки петровским бомбардирам, и залпы их гремели под Полтавой. В суворовском походе, в неприступных Альпах победно развевались знамена пермских и екатеринбургских полков и грохотало эхо в ущельях от грома уральской артиллерии... И. кто знает, может быть знаменитая батарея Раевского, отстаивавшая на Бородинском поле право русских считаться непобедимыми, была создана руками уральских пушкарей. С давних времен славен и этот завод, что сейчас, в дни смертельной, схватки с гитлеровской армией, эшелонами шлет на фронт грозные машины.
Издавна здесь повелось, что отец приводил подростка-сына и ставил то к плавильной печи к станку. Пушки делались руками потомственных уральских мастеров. А та война сломала традиции. Внуки стали работать вместе с дедами, дочери и жены сменили ушедших на фронт. Армия требовала много солдат и еще больше пушек. Да каких пушек! Чтобы сами сушили, чтобы с первого выстрела пробивали толстую броню «тигров» и «пантер», чугунные колпаки и бетонные доги, чтобы молотили огненным смертей гитлеровскую саранчу. И уральцы сказали: будет пушек столько, сколько потребует фронт. Сказали и сделали.
В несколько раз больше стали выискать они пушек, чем до войны. стали работать за несколько заводов.
Вот цех, где плавится металл, будят мартеновские печи, бурлит в их сталь. Варится она по сложному рецепту, марки особой. Кудесником надо быть—инженером и химиком, а стоит у печи молодой мне сталевар, обычный сталевар Павел Тюрин, умудренный опытом.
А выпустит он непременно золотую залавку, в которой 25 процентов одного никеля. Много мартеновских печей, много смен, много именитых мастеров сталеварения. Николай Быков, Андрей Паутов, Алексей Кондаков, Петр Лыков. Петр Лербиннн. Да разве всех перепеть!
В прессовом цехе земля дрожит от глухих ударов. Двухтысячетоный гигант, что прибыл сюда по морским путям, жмет огромную, раскаленную добела болванку, мнет ее и тянет длинным хоботом ствола будущей осадной пушки. Кажется, такую махину трудно подвинуть, а управляемая умелыми руками кузнеца Малахов машина, переворачивает ее, как гвоздик, кует и тянет, пока не подхватит и не унесет на землю, что долго вспыхивает потом огоньками. В бригаде Малахова восемь человек, среди них две девушки. Как муравьи, снуют они около шипящего пресса и даже на такой работе, с такими махинами, куют стволов в два с лишним раза больше возможного. А ведь были случаи, что бригада Соснина перекрывала малаховцев.
Стволы и другие части будущего орудия проходят термическую обработку, идут на обдирку и потом попадают в механический цех и всюду—в умелые руки. То к Григорию Андреевичу Рыболовлеву, то к Григорию Васильевичу Костареву, что проработали на одном станке по двадцать лет. то к скромной, но шустрой сверловщице Рашиде Скибатуллиной. которой едва минуло семнадцать, и две длинные косы за плечами напоминают, что эта по возрасту школьница.
Прокатка раньше считалась посильной только зрелым рабочим, которые по нескольку лет крутились около стана, семьи имели, домики свои. А сейчас стан «Трио» обслуживают молодежные бригады, лучшая из которых — кузнецовская, старый обер-мастер Виктор Павлович только руководит ими да не нахвалится.
— Вот она, молодежь-то золотая. Раньше кадровикам такое не под силу было. Наворотят гору проката, вывозить не успеваешь.
И всюду так, куда ни зайдешь: в кузнице-ли, где силачи руками ворочают раскаленные шестипудовые болванки под паровым молотом, или в цехе, где точнейшая лекальная пригонка деталей идет, или тончайшие приборы и механизмы изготовляют.
Кончится смена, зычным басом на десятки километров вокруг загудит заводский гудок. Тысячи людей уступают рабочее место сменщикам, а потом непрерывным потоком идут домой на заслуженный отдых, и немногие из них знают, что стоит часто в эти минуты директор у окна. Смотрит ласково им вслед красными от бессонной ночи глазами и думает:
— Вот они. уральские пушкаря, гвардия паша. С такими только и наступать.
Недаром на заводе реет знамя Центрального Комитета партии, завоеванное в упорном трудовом соревнования. Недаром завод трижды орденоносным стал.
Залпами гремят пушки на полигоне. Гремели они под Сталинградом. пол Орлом, а теперь — под Будапештом, под Варшавой, в Восточной Пруссии. будут, знаем, будут греметь они под Берлином.
* * *
Сегодня по воле родного Сталина грянет салют в честь уральских и других пушкарей страны. Рассыплются бриллиантами ракетные огни и на уральских снежных просторах. Десятки тысяч людей будут аплодировать тем, чьи золотые руки изо-дни в день куют оружие победы.
П. ПОНОМАРЕВ