Два ефрейтора.
Навсегда мне запомнилась его откормленная самодовольная харя с белобрысыми усиками и маленькими блудливо бегающими, бесцветным глазками.
Ефрейтор второго полка дивизии СС "Мертвая головах" Пауль Геркен уроженец Дюссельдорфа, сын содержателя ресторана, гитлеровский молодчик 25 лет, сидел перед нами несколько небрежной позе, всем поведением своим стараясь подчеркнуть, что он вовсе не склонен считать себя пленным и даже делает нам одолжение, отвечая на вопросы.
Это было пять месяцев назад. Ефрейтора Геркена взяли в плен на Ленинградском фронте, в бою на реке Луга.
Он был одет в запыленную, но вполне еще новую летнюю форму. Его серо-зеленая рубашка, брюки и сапоги были хитро разрисованы коричневой и темно-зеленой краской—ветками и листьями. Такой же разрисованный чехол маскировал его стальную каску. Его автомат был аккуратно вычищен. В карманах ефрейтора нашли обычный ассортимент личных вещей фашистского негодяя: полторы дюжины порнографических открыток, снимки разрушенных улиц Варшавы и Белграда, фляжку с "эрзац-ромом", квитанции переводов денег и ценностей в Германию—документы грабежа и разврата. В сумке ефрейтора нашли карту европейской части СССР, на которой красным карандашом был обведен на Кавказе город Сочи.
— Почему вы на карте отметили Сочи? В
Ефрейтор Пауль Геркен самодовольно ухмыльнулся.
— Сочи? А я решил поселиться там навсегда после войны. Я узнал, что там хорошие места. Я думаю открыть там свою фирму—бюро путешествий и небольшой приличный ресторан только для немцев.
— Однако, вы попали на Ленинградский фронт, на север, а теперь вы в плену.
Ефрейтор Геркен пожимает плечами.
— Это не имеет значения. После войны каждый немец в России будет жить, где ему угодно.
—Вы уверены, что гитлеровская Германия победит?
Ефрейтор смотрит на нас с ироническим изумлением.
— Конечно. Вы же сами это знаете. Через месяц мы возьмем Ленинград, Москву, Украину и Кавказ. Так обещал фюрер. А уж если он сказал, это так будет.
— И всюду поселятся немцы?
— Разумеется, всюду. Мы, конечно, не выгоним всех русских за Урал. Нам нужны будут людские массы для создания нового порядка.
— Для рабского труда?
Ефрейтор Геркен делает великодушный жест.
— Кто не захочет работать под руководством высшей расы, того мы отпустим в Сибирь. Пожалуйста.
Ефрейтор Геркен - национал-социалист с 1937 года. Он имеет среднее образование и по его словам, год учился в университете.
— Вы хотели быть ‘инженером, доктором?
— О, нет. Это—пустое дело. Я решил быть коммерсантом, а пока—стал военным. Военное дело мне нравится. Видишь разные страны и всюду делаешь все, что хочешь.
Мы спрашиваем ефрейтора, что он знает о Гете, о Шиллере, о Бетховене и Моцарте.
Дикарь со средним образованием морщит лоб. Гете? Нет, он не помнит, кто это такой. Шиллер и Бетховен? Ефрейтор подозрительно смотрит на нас. В этих именах ему чудится подвох. Быть может, это марксисты? Нагло подмаргивая белобрысыми ресницами, ефрейтор говорит:
— Вы должны поскорее сдать Петербург. Через пару недель мне обещали отпуск домой. Сдавайтесь, и делу конец.
Наше терпение истощилось. Полковой комиссар, ведущий допрос, смотрит на череп в костями, нашитый на рукаве ефрейтора. Это знак дивизии «Мертвая голова». Полковой комиссар говорит переводчику:
— Передайте ему, что в отпуск он не поедет.
Откормленная харя ефрейтор сереет. Он встает на подгибающихся ногах, бормочет:
— Я готов рассказать расположение полка... Я хочу жить. Вы не имеете права, я - пленный..
***
Спустя 4 месяца в комнату для допроса ввели человека, который своим внешним видом никак не походило на солдата. Это был очередной немецкий военнопленный, взятый 2 декабря нашими бойцами в числе большой группы.
Он с трудом ступал обмороженными ногами. Его ноги были обмотаны ватой, кусками одеял и обвязаны веревками. На нем были одеты две пары ватных штанов, украденных у гражданского населения, три пары разного уже полусгнившего белья, дамская вязаная кофта, грудь перевязана платками и сверху куртка советского железнодорожника. Женским платком повязана голова, под красноармейской ушанкой. Его винтовка, заросла грязью. В карманах нашли пачку истлевших писем, украденный где-то дамский маникюрный прибор в футляре, две сырых картофелины, половинку леденца в бумажке и пустой табачный кисет.
Ефрейтор первого отдельного полка парашютистов Гельмут Мюллер, в октябре приехавший с острова Крит, стоял перед нами во всей своей неприглядной «красоте».
Как мешок с тряпьем, он тяжело опустился на стул. В зрачках животный страх загнанного зверя. Дрожащим голосом он начинает отвечать, .
Их полк парашютистов—это привилегированная часть. Они брали штурмом аэродромы в Голландии; брали остров Крит. Здесь на Ленинградском фронте их используют, как, простую пехоту. Его рота имеет огромные потери, осталось в строю 65 человек. Половина выбывших из строя —обмороженные и заболевшие воспалением легких.
— У каждого из нас одна мечта— поскорее сдаться в плен. Мы больше не можем выносить морозы и огонь вашей артиллерии. Мы теперь уверены, что все погибнем под Ленинградом. Здесь —ад. Генерал фон-Лееб издал приказ—не отступать ни на шаг. Мы и не можем отступать. Нам некуда отступать. Мы или умираем, или сдаемся...
Ефрейтор Мюллер то шепчет, то возвышает голос до истерического крика. От него разит зловонием. На лице и распухших пальцах - болячки. Он машинально запускает руку за пазуху, потом подносит ко рту. На зубах его щелкают вши.
До войны он служил монтером на газовом заводе в Маннгейме. Он— член национал-социалистской партии, он грабил Голландию, Югославию, Грецию. Ему—23 года, он не знает, кто такой Маркс, и очень смутно слышал о Ленине.
— Говорят, вы хотите убить всех немцев? А меня... вы убьете? Я готов работать для вас хоть десять лет, только оставьте мне жизнь.
Он вынужден сознаться, что участвовал в расстрелах, убивал советских мирных жителей.
— В поселке Тосно их построили человек пятьдесят. Там были женщины. Лейтенант Керциг сказал, что это—партизаны и приказал стрелять. Потом с мертвых нам разрешили снять теплую одежду...
Ефрейтор Мюллер плачет.
— Фюрер нас обманул. Почему мы должны отвечать за его безумие? Фюрер был прав, когда забирал всю Европу, но зачем он повел нас на Россию? Зачем немцам земли с таким страшным климатом?
У ефрейтора Мюллера психология мелкого бандита. Забрать Грецию, Югославию, ограбить Голландию и Данию—это легко, это можно. Он с этим согласен. Но сражаться лицом к лицу со славными советскими воинами, терпеть опасности и лишения —на это ефрейтор не способен.
Он сидит перед нами —жалкий, вонючий, опухший, как живое олицетворение неизбежности близкого и неминуемого разгрома гитлеровской Германии.
ИГОРЬ ЛУНКОВСКИЙ.
ЛЕНИНГРАД—МОЛОТОВ.
Декабрь, 1941 г.