„МАШЕНЬКА”
Молотовский драматический театр
В пьесе Афиногенова много недостатков. В ней солидная порция нужной мелодраматичности. Она рыхла композиционно. Она трижды, в сущности говоря, заканчивается! В конце первого действия, когда выясняется, что главные ее герои—профессор Окаемов и его внучка Машенька—силой окружающей советской среды избавляются от трагедии одиночества. В конце второго действия, когда разрешается трагедия первой подростковой любви Машеньки, и еще раз, в конце третьего действия, когда Машенька, увезенная, было, покинувшей ее раньше матерью, возвращается к дедушке с твердым намерением соединить всю семью, чем разрешается окончательно трагедия одиночества старика-профессора. В пьесе много традиционных, полусхематических фигур, вроде самого старика-ворчуна профессора Окаемова, счастливого неудачника молодого геолога Леонида о Борисовича, симпатичной старушки-ворчуньи Моти, школьных товарищей Машеньки. т
Пьеса, однако, имеет много положительных сторон, перевешивающих отрицательные. Написанная хорошим, настоящим языком, она глубоко и искренно ставит вопросы о воздействии окружающей советской обстановки на, разрешение семейной трагедии, об одиночестве в семье, об «отцах и детях». В пьесе много тепло написанных сцен, много хорошего мягкого юмора, а, главное, хорошо написанная и раскрытая роль девочки-подростка, именем которой названа вся пьеса.
Смотришь пьесу, даже вот сейчас, в дни великих битв за самое существование нашей родины, и не кажется она далекой от сегодня. Нет! Та теплота дружеской атмосферы, какая способна соединить в тесную семью старика-профессора, занятого весьма отвлеченной наукой палеографией, с молодым деятельным геологом и со школьниками, воспринимается как утверждение нашей советской действительности, за которую борется сейчас всеми средствами нал героический народ. Смотришь на сцену и воспринимаешь пьесу с той единственной точки зрения, с какой смотришь сейчас на всю жизнь нашу:— Нет, не отнять фашистскому зверю, поднявшемуся из бездны, нашей жизни, нашей радости свободно дышать, ‚жить, строить, пусть и страдать, как страдают герои пьесы, но во имя замечательного нашего советского житья.
Ярким воплощением нашей подрастающей молодежи, будущей молодежи является образ подростка Машеньки. Его прекрасно играет К.А. Гурьева, вместе с А.Г Шейном (профессор Окаемов), определяющая безусловный успех спектакля, спокойно, без вычур, уверенно поставленного режиссером И.А. Коротковым.
Гурьева обнаружила в этом спектакле большую способность перевоплощения. Перед нами на сцене удивительно трогательный в своей полудетской непосредственности подросток с длинными, как будто мешающими, руками, с неуклюжей походкой, умиляющими косичками. Но успех, конечно, не в том, что удачно найден внешний образ Машеньки. Гурьева, очень тонкой игрой, все время в меру, все время не впадая в детскую нарочитость, показывает глубокие переживания Машеньки, начиная с первого появления ее в доме давно отвыкшего от детей сурового профессора. С большой задушевностью показывает Гурьева первоначальную тоску одиночества, а затем сближение с дедушкой. Наивно трогательно и радостно произносит она в конце первого действия сближающие ее со стариком слова: «Будем вместе. Я вам нужна?». Так же убедительно и сдержанно раскрывает актриса глубину переживаний в связи с «крушением» юношеской любви к Леониду Борисовичу, «доброму гению» семьи Окаемовых, много сделавшему для того, чтобы взаимоотношения дедушки и внучки пришли к радостному благополучию. Образ Машеньки— большая победа Гурьевой.
Зрелое мастерство А.Г. Шейна, позволило ему преодолеть известную заштампованность образа «перевоспитывающегося» профессора. Шейном нарисована удивительно точно очерченная фигура одинокого старика, казалось, захладевшего, очерствевшего в своем одиночестве, но нашедшего новые цели жизни, помимо своей палеографии, научившегося любви к внучке, вошедшего в кипучую жизнь, выступающего с докладами —воспоминаниями о «проклятом прошлом».
Всему, что бы ни делал Шейн — Окаемов, что бы он ни говорил и как бы ни говорил, веришь безусловно. Веришь даже тогда, когда волею автора ему приходится произносить речь о воспитании, о задачах родителей, о «профессии отца» перед детьми, перед школьниками. Глубоко захватывает его игра, достигающая очень большой силы в последней картине. Растерянность от вновь нахлынувшего одиночества (после того, когда мать Машеньки увела ее с собой), огромное нервное напряжение старика, не могущего помириться с потерей внучки, которая стала для него смыслом всей его жизни, и полное возвращение к жизни при возвращении Машеньки—все это необычайно трогает.
Шейн и Гурьева определяют успех спектакля. Но и другие актеры (Н.А. Слободской—Леонид Борисович, И.И. Задорожный—Туманский, 3. И. Каренина - Нина Александровна, В.К. Хлыбова—Мотя) создают хороший уверенный ансамбль. И благодарный зритель очень тепло принимает спектакль.
С. ГИНЦ.