Воля
Начальник автотранспортной службы капитан Александр Бат получил приказ вывести из занятого села трофейные машины. Выслав заранее людей, капитан ночью выехал и сам.
Ехать приходилось по незнакомой местности, по недавно проложенным в сугробах дорогам.
Капитан задремал в кабине. И вместо седого озера Ильмень он видел родные края, тропические леса Аджарии, чайные плантации Чаквы, Батумское побережье, то тихое и ласковое, то негодующее бурное море...
Внезапно из кустов раздались выстрелы.
Машина стала. Капитан и шофер выскочили и залегли на снегу. Со всех сторон послышались резкие крики. Капитан немного знал немецкий язык. Но это были не немцы... Протяжный говор с завыванием. «Финны», — догадался капитан.—«Засада. А вокруг никого. Неужели гибель?».
И тут же отбросил эту дряблую, негодную мысль. Надо отбиваться.
Четыре человека ползли к нему, почти сливаясь со снегом. Трое с одной стороны, один — с другой. Видимо, хотели взять живьем. Капитал вынул браунинг. И в эту решительную минуту горячий батумец стал удивительно хладнокровным.
Он подпустил финнов к самой машине и нажал на спуск. —Раз, два, три, четыре,—считал он выстрелы. Все четыре лежат на снегу. Первая атака отбита.
Застывали на морозе руки и ноги. Хотелось встать, попрыгать на снегу, согреться. Но вот еще шесть человек ползут к машине. Четыре справа, два слева, а вот и седьмой подбирается. Капитал переносит руку то в одну, то в другую сторону. Семь выстрелов.
Вторая атака отбита. Пот струится по лбу.
11 патронов выпушено. Осталось еще два. Один — для финна, один — для себя.
А как хочется жить, как хочется опять увидеть любимую и родную Аджарию, и Батуми, и море.
Безоружный водитель залег под машиной между колесами и задним мостом. Капитан пополз к нему. Точно десятки жал впились в тело.
— Ну, - запинаясь, сказал капитан, —я, кажется, пропал.
Но воля к жизни была огромна. Одна пуля еще оставалась для врага. Нельзя было терять ее даром. В кустах блеснул огонь автоматчика. Капитан высунулся из-под машины. Двенадцатым, предпоследним патроном был убит автоматчик.
Тишина... Водитель пополз к кустарнику в одну сторону, капитан — в другую. Только прополз шагов пятнадцать — чувствует, нет больше сил. Застыл на снегу. Течет кровь из ран. Туман застилает глаза. Сквозь пелену видит, еще трое ползут к машине.
Последний патрон. «Кончать или не кончать? Живым в плен не сдамся». Капитан поднял браунинг,. Хватит еще силы спустить курок. Не заметили. Ушли в другую сторону. Спорят. Ищут его.
Ослепительная белая ракета осветила лес, кусты, озеро. Капитан зарылся в сугроб. Он замерзал. Мороз проникал в каждую жилку, остро болело израненное тело. Он пополз к дороге. Никого не было здесь. Полежал на спине, перевернуться не хватало сил.
Скрип саней прервал пелену забытья. Люди... В первый момент ему хотелось закричать о помощи, о спасении. Но тут же он опомнился. Кто они, эти люди? А вдруг враги? У него остался один патрон, и окоченевшая рука не может даже сжать браунинг. Плен?.. Нет, лучше умереть, лучше замерзнуть. Собрав последние силы, он опять отполз с дороги в кусты. Сани проехали мимо...
Теперь уже приходил конец. Одежда покрылась ледяною коркой. Останавливалось стынущее сердце. И опять воля к жизни победила. Бормоча в бреду какие-то непонятные слова, он опять выполз из кустов. Снова скрип полозьев. Последним усилием воли он согнул руку, сжимающую обледеневший браунинг, и поднес ее к виску. Чужим лающим голосом он окликнул проезжающих. Он шел напролом. Он хотел жить. Но жизнь ему нужна была боевая, настоящая жизнь. Если свои — он будет жить. Если враги— последняя пуля — в висок.
Никакая музыка в мире не звучала для него так, как эти резкие, хриплые голоса.
— И кого это сюда в кусты черт занес...
— Товарищи, — закричал роняя браунинг, —сюда...
***
Александр Бат получил тринадцать ранений. Руки его были обморожены. Но он остался жить. Батумский большевик победил смерть.
Батальонный комиссар Ал. ИСБАХ.
СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ, редакция «За родину».