ЗВЕРСТВА ГИТЛЕРОВСКИХ ДУШЕГУБОВ
ПРИФРОНТОВАЯ ПОЛОСА, 5 августа. (Спец. корр. ТАСС). Этот печальный табор - шесть крестьянских телег - мы догнали на развилке шоссе. На телегах ехали пожилые женщины, рядом шли местные колхозники, провожатые. На второй телеге сидела седая крепкая старуха, рядом с ней, вытянувшись во весь рост, лежала молодая женщина, она держала в руках пионерский галстук, блуждающими глазами окинула нас, захрипела и на губах ее появилась пена. Старуха ласково погладила ее по лицу: - Серафимочка, тихонько, тихонько, доченька, то свои, наши.
Старуха взглядом попросила нас отойти в сторону. В ближайшем колхозе табор остановился на отдых. Трудно было вызвать этих людей на разговор. Кошмар пережитого все еще властвовал над ними, сковывая уста. Эти женщины молча смотрели прямо в глаза, и мы видели в них неугасимый гнев, страшное человеческое горе
За всех говорила Прасковья Степановна К. Этой женщине 65 лет, но она еще физически крепка. Тесно сжатые губы подчеркивают ее волевой характер.
Я - человек плохо грамотный, хорошо сказать не сумею, но расскажу всю горькую правду. - Прасковья Степановна на секунду умолкла, но потом решительно добавила:
- Пусть каждый честный человек, русский он или иностранный, каждый, у кого есть сын или дочь, отец или мать, брат или сестра, пусть знает это.
Утром 26 июля линия фронта продвинулась к маленькому поселку Р. В полдень сторож кирпичного заводика старик Трофимов собрал нескольких женщин и сказал им, что неподалеку от поселка в лесу лежат пять раненых бойцов и один командир Красной Армии. Женщины быстро запрягли лошадей и перевезли раненых в поселковую больницу. Здесь им была оказана первая помощь. Бойцы посоветовали жителям поселка уходить, так как враг близок и в любую минуту может ворвался сюда.
Кроме женщин в поселке оставались старик фельдшер Андросов, сторож Трофимов и десятилетний мальчик Коля, внук Прасковьи Степановны. Все остальные мужчины отсутствовали: одни ушли в Красную Армию, другие - партизанский отряд. На собрании женщин было решено ночью, захватив раненых, покинуть поселок.
В 5 часов вечера со стороны леса стал доноситься частый артиллерийский грохот, а в 6 часов по главной улице поселка промчался отряд фашистских мотоциклистов. Они обстреливали из пулеметов улицу и дома. Вскоре в поселок ворвались два броневика и четыре грузовика с пехотой.
Фашистские солдаты ходили из одного дома в другой, выгоняли женщин на площадь перед поселковым советом, раненых выволокли из больницы и бросили на землю с крыльца. Фельдшера и сторожа отделили от женщин, связали по рукам и ногам и повалили около раненых. Скоро пришел еще один броневик. Из него вышел высокий костлявый офицер. Он подошел к женщинам, внимательно оглядел их и усмехнувшись, что-то сказал другому офицеру, затем подошел к раненым. Он долго кричал что-то по-немецки, но Прасковья Степановна запомнила только два знакомых слова: болшевик и комиссар.
Раненых и стариков Андросова и Трофимова поставили к стене. Костлявый офицер вытащил из кармана книжечку и по ней стал говорить по-русски.
- Болшевики, комиссары, подыймать левая рука
Раненые стояли молча, рук не поднимали. Показав на красного командира, офицер отдал приказание. Солдаты схватили командира и подвели к офицеру.
- Болшевик, комиссар?
Командир молчал. Стоявший рядом солдат ударил командира прикладом автоматической винтовки по спине. Раненый командир упал на землю. Свежая перевязка на его голове, только что сделанная фельдшером больницы, покраснела. Болшевик, комиссар?-—пронзительно крикнул офицер.
Командир что-то ответил, но женщины не слышали его слов. Офицер затопал ногами, солдат, перехватив винтовку, добил командира.
Кто за Германиа? - крикнул офицер.- Подымайть рука.
Раненые не двигались, не отвечали. В это время к площади приблизился большой черный танк, на башне которого было написано по-немецки по-русски: Берлин—Париж— Москва— Лондон.
Солдаты обвязали всех одной веревкой, сбили в кучу, втолкнули туда сторожа Трофимова. Офицер подошел к фельдшеру Андросову и спросил его:- Медицин, доктор?
Андросов кивнул головой.
- Спасайт болшевиков, собака?
Солдаты втиснули фельдшера в кучу раненых и отошли в сторону. Танк дал задний ход, потом на полном газу наскочил на живой клубок тел.
Костлявый офицер показывал солдатам на молодых женщин. Солдаты тащили их, кричащих, сопротивляющихся, в больницу. Очередь дошла до Серафимы, дочери Прасковьи Степановны. Сын Серафимы Коля стоял рядом с матерью, когда потащили мать. Коля вцепился зубами в руку одного солдата. Тот размахнулся винтовкой. Прасковья Степановна заслонила внука своим телом. Ударом винтовки ей перешибло локтевой сгиб левой руки. Другой солдат вытащил Колю на площадь и застрелил его. Серафима вырвалась и подбежала к сыну и припала к его телу. Когда ее оттащили от него, в ее руках остался пионерский галстук сына. После того, как всех молодых женщин отвели в больницу, их там насиловали пьяные озверевшие солдаты.
Они тащили к грузовикам платья, костюмы, патефоны, стенные часы, отрезы материй, швейные машины. Один солдат ловил кур, свертывал им головы, пихал в мешок. Этот мешок уложили в броневик. Туда же сдавали снятые со всех женщин кольца, серьги, цепочки, браслеты.
Когда грабеж закончился, старухам дали лопаты и приказали вырыть на площади ямы. Их окружили солдаты и офицеры и смеясь, смотрели, как работают старые женщины. Старух заставили сложить все трупы, лежавшие на площади, в яму и засыпать ее. Потом фашисты загнали нас, старух, в больницу. Здесь мы увидели ужасную картину: наших истерзанных, опозоренных женщин. Моя дочь Серафима, мать маленького Коли, лежала без чувств.
Ночью могильную тишину поселка разрезали частые пулеметные очереди. Фашисты заметались по улицам. К утру вся банда гитлеровских убийц была уничтожена ротой красноармейцев и партизанским отрядом, в котором были мужья и братья замученных женщин.
- Пусть все люди знают об этом, - суровым голосом сказала Прасковья Степановна.- Пусть, не зная пощады, до последнего истребляют фашистских душегубов, кровососов. Мои два сына на фронте. И я говорю им:
- Сыны мои, бейтесь до последней капли крови за жен ваших, детей, сестер, давите и уничтожайте гадов, да так, чтобы и следа от них не оставалось.
АЛ. ХАМАДАН.