Трехсотница Чекарева
Начальник отдела кадров завода прочитал путевку из ремесленного училища и пристально взглянул на Ганку, точно сверяя ее лицо с документом.
— Ты кто? — спросил он.
— Слесарь, — сказала Ганка.
— Гм... — протянул начальник, — пожалуй, нам сейчас слесарей не нужно. Давай-ка иди на револьверный станок.
Девушка сразу согласилась. Через час она передала документы в личный стол и опомнилась только в цехе, стоя в каморке мастера. Мастер посмотрел на ее растерянное лицо и улыбнулся. Сколько он уже видел таких за месяцы войны!
— Ничего, — промолвил он, — по глазам вижу, что дело пойдет. Главное, чтоб было желание... Вот становись и смотри, — пуская станок, добавил он.
На первых порах Ганка волновалась и плохо соображала, но постепенно успокоилась и жадно слушала советы и указания мастера.
Прошла неделя. Ганка заявила мастеру:
— Пустите, хочу сама работать.
— Сама так сама, — усмехнулся мастер. — Не гордый, могу и уйти.
Он отошел в сторону, издали наблюдая за решительной девушкой. А Ганка, поглощенная движением револьверной головки позабыла обо всем на свете.
Стальные стружки падали на стол станка. Она еще не совсем знала, что с ними делать, но не это интересовало ее - она ждала с нетерпением той минуты, когда снимет свою первую деталь.
Наконец, маленькая блестящая деталь лежит на ее ладони,
Ганка с восхищением смотрит на нее. В ее воображении деталь превращается в большую, грозную машину, которая безотказно разит врага.
День за работой пролетел незаметно, но нормы Ганка не выполнила. Не выполнила она ее и на другой день и через неделю.
Ганку это раздражало. Она нервничала, делала ошибки, подходила к машине злой.
Мастер заметил, что с девушкой творится неладное.
— Пекарева, — сказал он ей. — Это не дело нос вешать. Не вышло раз, не вышло два, в третий обязательно выйдет.
Мастер на всякий случай проверил машину, кое-что поправил, наладил. Ганка, повеселевшая от его слов, энергично принялась за работу. На этот раз ей показалось, что рукоятка поворачивается легче, чем обычно, и салазки скользят туда и обратно быстрее. Неужели она и сегодня не выполнит нормы?
Проходя после смены мимо доски показателей, Ганка робко взглянула на цифру возле своей фамилии. Не веря себе, она прочитала: 100. Значит, норма есть.
Со следующего дня цифра 100 прочно заняла место возле фамилии Пекаревой. Но смотря на эту цифру, Ганка, хотя ей было приятно, не ощутила особой радости.
— Подумаешь, тоже добилась!— говорила она себе. — Тут не только Усова, а всякий обгонит.
Ремесленница Усова работала у ее станка в другой смене. Ее производственные показатели все время были выше, чем у Пекаревой. Между девушками началось состязание. Каждое утро и вечер — конец и начало смены — обе точно по уговору встречались у заветной доски. Показатели теперь увеличивались у обеих, меняясь ежедневно, но Ганка продолжала отставать.
Однажды, идя в цех, Пекарева по привычке остановилась у доски показателей. Тут же стояла Усова. Взглянув на счастливое лицо дедушки, она догадалась, что та опять дала новый рекорд.
В тот день Ганка решительно заявила мастеру:
— Товарищ Ткаченко! Выпишите мне больше материала, чтоб на всю смену хватило. Я уже обдумала все, хочу перегнать Усову.
И он сказал:
— Хорошо. Выпишу больше, постарайся.
Ганка подошла к станку. Цифра 180 — последний рекорд Усовой — завертелась перед ее глазами. Летели горячие стружки, выскакивали покрасневшие детали, Ганка снимала их, охлаждая разгоряченное сверло холодной эмульсией. Она работала в полном ритме со своим станком, ни на секунду не отставая от него.
300! 300! 300! — Это был результат ее стахановской работы.
Ганка выиграла состязание с Усовой. На другой день об этом знали все. Портрет молодой работницы поместили в стенгазете, и сам мастер написал о ней похвальную заметку.
Теперь имя Ганки Пекаревой называли, как имя лучшей в цехе, как лучшую, ее выбрали бригадиром фронтовой бригады и, как лучшая, она была принята в комсомол.
Девушка иногда тосковала по своему солнечному краю, по родным, которых она боялась больше никогда не увидит. И как бы сознавая, что от ее упорства в работе зависит и скорая встреча с родными, она стремилась взять от своего полуавтомата значительно больше, чем брала до сих пор. Цифра 300 стала привычной. Увеличить же ее было очень трудно, хотя сделать это надо во что бы то ни стало. И каждый день Ганка добавляла еще несколько сотен деталей сверх выполненной трижды нормы. У нее создалась привычка во всем сравнивать себя с бойцом. Иногда, стоя у станка, она вдруг чувствовала приступ слабости, хотелось на несколько минут присесть, пройтись лишний раз по цеху. Но... разве пулеметчик может оставить орудие? Усилием воли девушка подавляла эту слабость, продолжая работать. И день заканчивался новой стахановской удачей.
Л. КО3ЕЛ0ВА.