В берлоге зверя
Пусть вы нe обратили внимания на гигантский плакат «Германия», установленный у переправы через пограничную речушку. Вы осматриваетесь по сторонам и сразу понимаете—вы в берлоге зверя.
Здесь все стандартно, однообразно, невыразительно. Одинаковые дома под черепицей, одинаковые двери, окна, занавески. Деревья высажены и подстрижены по линейке, сантиметр в сантиметр, здесь живут люди, лишенные вкуса, люди, которым были недоступны обычные, бесконечно многообразные порывы сердца.
Местечко Либейхе—близ города Розенберга. Имение окружного сельскохозяйственного инспектора барона Рудольфа фон Рейзвитц. Трехэтажный особняк. Добротные хозяйственные постройки. Тут же—низенькие бараки с крохотными оконцами для русских и украинских батраков. Эмалированные поилки и кормушки для коров и свиней. Жестяные. ржавые миски и деревянные ложки для батраков.
В вестибюле особняка все стены увешаны рогами оленей и серн. В центре, против входа, две плети — маленькая и громадная с куском металла на конце. Над маленькой подпись: «для собак», над большой: «для русских».
Просторный кабинет с портретами Гитлера, Геринга, Гиммлера и самого барона Рейзвитца. На столе письмо начальнику гестапо в окружном центре Розенберге. В письме говорится: «Имею честь направить вам восемнадцать непокорных русских. Надеюсь, мне не надо об’яснять, что вы с ними должны делать. Фон Рейзвитц». Шкафчик для лекарств. В шкафу много стерилизованных бинтов с маркой «Орехово-Зуевский хлопчатобумажный трест». Эта находка заставляет меня внимательнее присмотреться к вещам. Вот ленинградский патефон. Вот теннисные ракетки с эмблемой «Динамо». Украинские расшитые полотенца. В будуаре баронессы одеколон ц духи ТЭЖЭ, туфли фабрики «Парижская коммуна», шелковое белье с пометкой: «по заказу центрального универмага Наркомторга». Не баронский особняк, а склад ворованных вещей.
В детской—танки, пушки, крейсеры со свастикой. В левом углу кроватка под кружевным балдахином. В правом—тир. На помосте игрушечный пулемет, стреляющий остроконечными пульками. У стены —пронзенные этими пульками мишени—фигурки девушек в украинских костюмах, хоровод детишек. Высоко над мишенями—портрет стрелка—10—12-летнего мальчишки с наглыми, пустыми глазами.
В бараке для невольников я нашел двух девушек и паренька. При моем появлении они привычно вскочили и вытянулись у нар. Потом паренек сказал:
— Все забываем, что теперь свои пришли. Здравствуйте, товарищ командир. Садитесь. Мы, вот, с Марией Слюсаревой еще в 1941 году сюда взяты из Ленинградской области. А вот она. Лида Шпынина, в 1942 году из-под Пскова. Меня зовут Петр Подростков.
— Как жили? — спросил я.
— Мы не жили.—ответила Лида Шпынина.—Мы дни считали—выживем или нет—пока вы придете.
— Плеть видели у барона в коридоре?—вмешалась Слюсарева.—С этой плетью мы и жили. Нет, сам барон не бил! Станет он об нас руки пачкать. Приказчик бил, рыжий такой старик по фамилии Плеггау. Мы его «плюгавкой» звали. Бил так. ни за что ни про что. Подойдет сзади и норовит по затылку ударить. А пьяный напьется—заставляет на коленках перед ним ползать и кричать: «их бин руссише швейн». Он, изверг, угонял вчера наших. Привел автоматчиков и угнал почти четыреста душ. Нас только одиннадцать человек осталось, успели спрятаться.
Отступая, немцы ничего не успели взять с собой. Это хорошо. Теперь их можно судить с вещественными доказательствами в руках. В каждом уцелевшем из городов— Розенберге, Конштадте, Намслау, во всех деревнях бойцы видят минскую махорку, добрушскую бумагу, речицкие спички, сельскохозяйственные машины «Россельмаша», «Красного Аксая», «Коммунара», видят тысячи вещей, сделанных умелыми и трудолюбивыми руками советских людей.
Наш старшина Шаронов нашел тут швейную машину Подольского завода. Он работал на этом заводе и машина его сборки.
О природе гитлеровцев говорилось и писалось. Но сейчас, на германской земле, занятой Красной Армией. коренные качества образцового немца проявляются с особенной четкостью, во всей своей неприглядности, скудости и омерзительности. До поражения, пока сила на их стороне, немцы кичливы, чванливы, жестоки. Они кричат о своем превосходстве и непобедимости. Но вот их разгромили. Посмотрите на дороги, ведущие от Одера к востоку. Некоторые местные жители возвращаются от Одера в свои деревни. Они блудливы, угодливы, раболепны.
...На восток идут житомирские, полтавские, сумские девушки. Идут из немецкой неволи, к прежней жизни, к свободе и счастью. Они от полного сердца обнимают и целуют закопченных встречных красноармейцев и по старинному украинскому обычаю желают им скорого возвращения на Родину.
Бойцы спешат на запад. Там центр звериного логова. Там средоточие и источник невиданных преступлений. Идут бойцы легко, будто нет за их плечами тысяч боевых километров, словно не они прошли с жестокими боями сотни километров.
П. НИКИТИЧ.
НЕМЕЦКАЯ СИЛЕЗИЯ, 8 февраля. (Спецкорр. ТАСС)