Баллада в новонемецком вкусе
Стуча по камням костылями,
Небритый, кривой и хромой
Иеронимус Иенке тащился
С Восточного фронта домой.
Он вдоль по родному селенью,
Кряхтя, ковыляет в тиши.
Все окна и двери забиты,
На улицах нет ни души.
Добрел он до отчего дома,
Присел на родимый порог:
На окнах—закрытые ставни,
На двери—тяжелый замок.
О, небо!--бормочет бедняга,
Должно быть, я спятил с ума,
Иль бедное наше селенье
На днях посетила чума?
Такое пустое кладбище
Не снилось мне даже во сне...
Но тут он старуху-соседку
Увидел в разбитом окне.
— Здорово, старуха-соседка!
А где же мой добрый отец?
— Отец твой на фронте в России
Нашел свой бесславный конец.
— Ты бредишь, старуха-соседка,
А я, видно, слушаю бред:
Отцу моему от рожденья
Пожалуй, за семьдесят лет.
— Что делать? Наш доблестный фюрер,
Ты сам понимаешь, каков:
Когда молодых перебили,
Он в армию взял стариков.
- Да здравствует доблестный фюрер!
А где мой возлюбленный сын?
— Он спят под высоким курганом
В степях приднепровских равнин.
— Ты шутишь, седая колдунья?
Смеешься в глаза или нет?
Я мальчиком сына, оставил,
Ему лишь четырнадцать лет.
— Что делать? Наш доблестный фюрер
Чужих не жалеет детей.
Когда стариков перебили,
Послал он на русских детей.
— Я с фюрером спорить не смею...
А где моя старая мать?
— От голода тихо скончалась,
Пришлось мне ее обмывать.
— Будь проклята, вестница, смерти.
Мне весть не такая нужна!
А где моя верная Марта,
Моя дорогая жена?
— Жена твоя в доме свиданий.
Она, по приказу властей,
В объятьях другого германца
Тебе зачинает детей.
— Ну, это уж к черту, старуха!
Подкидышей мне не пророчь!
А где моя нежная Лизхен,
Моя белокурая дочь?
— Фриц Кобус, ариец из Иены,
Ласкает дочурку твою,
Чтоб внук твой родился германцем,
Достойным погибнуть в бою.
— Довольно, проклятая ведьма!
За что эти муки терплю?
Он встал и веревку намылил,
И голову сунул в петлю.
В. УСПЕНСКИЙ.