ТАНЯ
(Зое Космодемьянской)
На полке книги в радостном порядке:
Флобер и Гете, Горький и Толстой...
А на столе забытые тетрадки
И детский почерк ясный и простой.
В углу, за шкафом связанные лыжи,
Часы считают мирный бег минут...
Немного позже, к полночи поближе,
Ночные вьюги песню заведу
Все здесь у Тани как обыкновенно,
Как будто нет фашистов на земле,
Как будто мир людской во всей вселенной
Такой же мудрый, как у нас в Кремле.
Но близок враг! Он за родным порогом!
—Бессмысленный и непонятный зверь.
По вьюжным тропам, по лесным дорогам
Бредет не мало детских ног теперь,
Не сосчитаешь зарев над лесами,
Что полыхают в небе по ночам.
За преступленья наши партизаны
Жестоко мстят бандитам-палачам.
И Таня партизанит вместе с ними,—
Ей, как бойцу, сражаться суждено.
Она взяла себе родное имя,
Отмеченное Пушкиным давно.
И сердце Тани—школьницы вчерашней,
Как драгоценный камень наших гор,
То отразит звезду кремлевской башни,
То необъятный наш простор.
Ей каждый город, каждый кустик близок—
Вот здесь не Муромец ли ездил в старину?
А здесь не Германа ли поджидала Лиза?
И не Кутузов ли, вот тут, решал войну?
Здесь, после роковой дуэли
Жандармы ночью Пушкина везли
И гробу кланялись родные ели
И в эти вот кусты родной земли!
Не в Ясной ли Поляне у Толстого
Все бережно укрыто под стекло?
И нет во всей стране у нас такого,
Что к сердцу бы навек не приросло!
И в мире нет страны милей и краше,
—Пройди весь мир— такой не сыщешь в нем!
Нет!—Не врагу топтать дороги наши!
Рубить и бить врага! Палить огнем!
В слепую ночь морозного тумана
И звезды прячут робкие лучи.
Пытали долго Таню-партизана
В такую ночь мерзавцы-палачи—
Но с детских губ не сорвалось ни слова!
Она лежит казненная, в снегу...
И эти губы, сжатые сурово,
Выносят страшный приговор врагу.
Все яростней у нас огонь винтовок,
Все лучше целится любой боец,
И сердце Тани оживает снова
В горячем бьеньи тысячи сердец!
Е. ТРУТНЕВА. —
Гор. Молотов.